— Иногда по ночам мы слышим, как они маршируют, — говорит она мне. — По главной дороге. Маршируют и поют. Это заставляет содрогнуться. Словно они говорят: «Мы покажем вам, кто здесь главный». После такого очень сложно снова уснуть. Но до вас, в Ле Коломбьер, это вряд ли долетает.
— Да, наверное. Там пока тихо… Хотя рядом, у Конни, поселились немецкие военные.
Гвен как раз открыла рот, чтобы откусить печенье. Да так и застыла, широко распахнув глаза.
— Что… в Ле Винерс?
— Да.
— О. Я и не знала. Ты никогда об этом не упоминала.
Она хмурится. Чувствую, как к лицу приливает кровь.
— Они там сами по себе, — говорю я.
— Не могу поверить, что ты мне не рассказала.
— Они живут тихо. Если честно, мы о них ничего и не знаем.
Стараюсь не смотреть на Гвен. Гляжу мимо нее в окно, где в прозрачном воздухе виднеются близлежащие острова, и кажется, что до них можно дотянуться рукой. Думаю про себя: «Если честно… Зачем я так сказала?» Я читала где-то, что, произнося эту фразу, человек пытается скрыть правду.
— Должно быть, это неприятно, что вы постоянно находитесь у них на виду, — говорит она. — Я хочу сказать, что окно Конни выходит как раз на ваш двор.
Я вру ей. Ненавижу врать.
— Полагаю, ко всему можно привыкнуть, — отвечаю я.
Убеждаю себя, что все те странные встречи с капитаном Леманном, все те неловкие разговоры — все это в прошлом. Мы никогда с ним больше не увидимся. Так что очень глупо чувствовать себя виноватой, словно я сделала что-то плохое.
— Как девочки? Что Бланш? — спрашивает Гвен. — Нравится ей работать у миссис Себир?
— Да. Хотя, я думаю, она до сих пор жалеет о том, что мы не уехали с острова. Бланш недавно ходила на танцы в Ле Брю. Там были немецкие солдаты и наши девочки.
— О, — все, что сказала Гвен, переваривая мои слова.
Четкая морщинка пролегла у нее на лбу. Я чувствую, что между нами что-то изменилось, будто между камней пробился росток сорняка.
А потом она пожимает плечами и неловкий момент исчезает.
— Ну, молодым людям нужно жить дальше. — Я знаю, что Гвен этого не одобряет, но делает некоторые поблажки ради Бланш. — Им трудно… половина мужчин уехали с острова, кругом дефицит, в магазинах нет новых нарядов… Слушай, я кое-что тебе принесла. — Она вытаскивает из сумки лист бумаги, на котором написан рецепт макаронного пирога. — Он не очень вкусный, но по крайней мере, сытный.
Я благодарю ее. Слишком усердно. Думаю, мы обе рады сменить тему.
Звякает колокольчик; мы оборачиваемся и видим двух вошедших людей — немецкого солдата в сопровождении местной девушки. Она мне знакома, училась в одной школе с Бланш, только в параллельном классе. У нее лицо сердечком и волосы цвета карамели. И в отличие от большинства из нас, она при макияже: персиковая помада и светлая пудра. Когда они садятся, юноша тянется через стол и берет ее руку в свои.
