…Потом уже, набросив халатик, Катя вышла на кухню, и оттуда донесся ее возглас:
– Ого! Богато живем!
Через пару минут она принесла поднос, на котором стояла бутылка шампанского и лежала всякая снедь, немыслимая по нынешним карточным временам, – и черная икра, и балыки, и даже дольки ананаса! Да, «ребятки» генерала Николаева потрудились на славу.
– Как будто мы уже в Париже! – нарочито громко проговорил Юрий, на что Катя, подыгрывая ему, ответила:
– А ты привыкай, привыкай! – и поцеловала его. – Привыкайте, ваше графское сиятельство. Если будете потом требовать только селедку с картошкой, то Европа вас не поймет. – А потом на ухо шепнула: – Да и Варшава – это все-таки не Нахаловка.
Он откупорил шампанское, наполнил фужеры и провозгласил:
– За нашу годовщину!
– За нас!
– И за Париж!
Выпив шампанское, они снова обнялись, и обоим сразу стало не до яств, хотя сутки уже не ели ничего. О предстоящих опасностях, как и о минувших, сейчас не хотелось думать, единственное, что вызывало сожаление, это то, что через два дня закончится этот рай.
Впрочем, закончился он даже несколько раньше, чем оба они предполагали.
* * *
Утром Юрий поднял исписанный с двух сторон листок в косую линейку, подсунутый к ним под дверь. От кого было это послание, он понял, еще не начав читать, по запаху помойки, исходившему от него.
С одной стороны знакомым корявым почерком было написано:
Привет тебе, Васильцев!
Вот ты и в Москве. Думал тихо прибыть, но наши людишки всегда все видят, не спрячешься и на Луне.
Зашел бы ты, Васильцев, к нам, грешным, – ей-ей, соскучились по тебе. Да и, глядишь, мы тоже расскажем тебе кое-что интересное.
Ну а путь-дорогу к нам ты знаешь, учить тебя не надо. И не боись ничего, теперь мы люди смирные.
В общем, придешь – не пожалеешь.
С приветом, ФОМА
По сравнению с подобными письмами, попадавшими к нему прежде, это, подписанное Фомой, императором помоек, можно было считать даже вполне вежливым.
На обороте другими, но тоже знакомыми каракулями, было выведено:
И от меня тебе, Васильцев, приветик, соскучился по тебе.
Ничего плохого от тебя, окромя хорошего, мы не видели, чай, помним, кому тронами своими обязанные, а ежели что было не так – ты уж извиняй.
Вообще-то тронами своими они были обязаны в основном Полине, это она отправила в мир иной их предшественников,[23] но это уж мелочи. Юрий дочитал послание до конца:
А ежели придешь, то знаешь, чем утешить нас, сирот, пребывающих ныне, по случаю войны, в великой бедности.
