Некоторые из «шляхтичей» чуть не упали в обморок.
Васильцев вместе с монетами подал и текст телеграммы. Король пробежал его глазами, и вдруг на его лице появилась гримаса недовольства.
– «Рувимчик», «обрезание», «тетя Сара»… – проговорил он. – Извините, пан председатель, но для короля это уж слишком. Коллеги не поймут, засмеют. В конце концов, ыш абарак бузык.
Однако, получив еще одну пригоршню монет, король как-то начал забывать, что он «бедный, но гордый», и после некоторой борьбы с собой таки сдался.
– Ладно, – вздохнул он, – надеюсь, коллеги не осудят слишком строго. Мы же не фашисты, в конце концов, верно я говорю?
«Шляхтичи» отвели глаза. Все это явно было им не слишком симпатично; однако же – настоящее золото!..
– Еще что-нибудь? – спросил король. – Понятно, за отдельную плату.
– Да, – кивнул Юрий. – Вот эта вот конфетка. Она должна дойти до Москвы, до Луки и Фомы, они знают, что с ней делать.
Сие не вызвало у его величества никаких возражений, тем более что было подкреплено двумя полуимпериалами. Юрий спросил:
– Кто будет доставлять? – и похлопал по карману, чтобы там зазвенело.
«Шляхтичи» загалдели наперебой:
– Wypuść mnie!
– Pozwól mi, Wasza Wysokość![91]
– Пойдешь ты, пан Obdarty,[92] – обозрев свое «шляхетство», решил наконец король.
– Это тебе на непредвиденные расходы, – сказал Васильцев и подал пану Драному целых два империала.
Остальные «шляхтичи» смотрели на доверенного пана с глубокой завистью.
– Только смотри не лизни по дороге, – напутствовал его Юрий, – имей в виду, конфетка отравленная.
Из того, что пан Драный перекрестился и тихо помянул Матку Боску Ченстыховску, он, Юрий, сделал вывод, что его предупреждение было отнюдь не напрасным.
Что ж, теперь они, все четверо, могли даже погибнуть: задание было уже, можно сказать, выполнено, а их жизни для хода войны большого значения не имели.
…Впрочем, нет! Еще одно! Как он мог забыть?!
Юрий достал из кармана два перстня с бриллиантами и брошь с десятками сапфиров и изумрудов. Взглянув на это богатство, его величество только и смог выдохнуть:
– Что?!
– Где-то в братской могиле должно лежать тело, – грустно проговорил Васильцев. – Тело одного пана, высокого, лысого, с двумя пулями в спине. – Он показал плохую фотографию Афанасия, вырванную из его документа. – Этот пан погиб во время нападения на конвой вице-губернатора, слышали про такое?
– Как не слыхать! Вся Варшава гудит.
– Я знаю, о каком пане речь, – вставил пан Драный, – сам видел то побоище. И знаю яму, где их закопали: на краю Варшавы, возле холмика.
