Джерри расслаблялся, поддаваясь настроению вечера. Он ущипнул Шэйдса за зад, и тот в ответ брыкнул его.
— Ты что, оседал меня?
— Не сегодня, прелесть.
Вот уже лучше, подумал Джерри, глубоко вдохнув дым, аромат духов — фимиам. Он снова чувствовал себя на подъеме. Он был в своей тарелке.
Шэйдс рассмеялся и опять сконцентрировался на стальных шариках.
Осмотревшись, Джерри узнал Олафа, о котором говорил Дерек; тот увлеченно трудился над игрой «Убей девчонку». В игре выделялось десять выстрелов, которыми необходимо было сразить шесть из десяти пластиковых обнаженных девушек, выполненных в натуральную величину, с помощью орудия, похожего на гарпунную пушку. Игра у него шла без особого успеха. Олаф был невысоким юношей с вечно страдальческим выражением лица, производившим впечатление, словно кто-то приготовил из него филе. Он положил оружие и направился к автоматической гадалке по рисунку ладони. Там он опустил в автомат монету и безвольно положил ладонь на секцию, выполненную из пульсирующего каучука. В тот момент, когда Джерри приблизился, машина отключилась, и в щели появилась маленькая карточка. Олаф вынул ее и изучающе осмотрел, затем нахмурился и покачал головой.
— Привет, Олаф. Дерек тебя ищет.
— Не твое это дело. — Голос у Олафа был вызывающий и одновременно жалобный; это был его обычный голос.
— Не совсем, Дерек просил меня поставить его в известность, если я увижу тебя.
— Мне кажется, тебе что-то от меня нужно. Ну, ладно. Я как раз потратил последнюю гинею, и мне нечего делать с арийцами.
— Ты ведь не еврейский мальчик? — спросил Джерри. — Не обижайся на мой вопрос, но ведь — нет?
— Заткнись! — Голос Олафа остался на той же ноте, но стал более определенным. — Мне осточертели люди вроде тебя.
— Да не обижайся ты, не обижайся, просто…
— Заткнись!
— Я лишь подумал, что, раз уж ты сказал…
— Ты не сможешь получить у меня наркоту, знаешь ли, — и Олаф повернулся к нему спиной.
Джерри прыжком обошел Олафа и снова оказался лицом к лицу с ним.
— Ну, послушай… — сказал Олаф.
— Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя прекрасное тело, Олаф?
— И не пытайся даже намекать на это, — ответил Олаф голосом, ставшим чуть менее определенным и чуть более мягким. — Ты, как-никак, ариец. А я не могу иметь ничего общего с арийцам. Это было бы гибельным.
— Бережешь девственность, Олаф, а?
— Не начинай снова. Люди вроде тебя — последние подонки. У тебя нет никакого понятия, что значит быть настоящим, духовным человеческим существом, знающим безграничный… — на лице Олафа появилась тонкая, высокомерная улыбка. — Самые последние подонки.
