О Хрущеве говорили в Лондоне, шептались в Нью-Йорке, произносили его имя в Париже, Бонне, Женеве, Риме. Предвкушая близкое освобождение от опеки сурового северного соседа, ликовал созданный в результате Второй Мировой войны социалистический лагерь. Радовались американцы, надеясь, что противостояние двух мировых систем — социалистической и капиталистической — закончится. Восторгались освобожденные из тюрем, всей душой ненавидящие ГУЛАГ, бывшие зеки; рыдали от счастья, еще не освобожденные, но теперь получившие твердую уверенность в освобождении узники суровой 58-й статьи, просидевшие на краю земли безмерно долгие годы. В надежде снять с себя позорный ярлык «член семьи врага народа», с которым было невыносимо жить, задыхались от счастья осиротевшие семьи тех, кто навсегда исчез за колючей проволокой. Радовался и сам Хрущев, попытавшийся переломить черный стержень насилия, пронизывающий огромную страну от края до края. Чем обернется его дерзкое выступление во изменение первобытного, палочно-варварского режима, необъятного, поставленного под ружье государства-солдата, никто не знал, но на душе звенел праздник. Стало как-то чище, вольготней, и, как однажды выразился сам Иосиф Виссарионович: «Жить стало лучше, жить стало веселей!»
26 марта, понедельник
Вопреки ругани и истеричным нападкам на ХХ Съезде партии Пал Палыча Лобанова избирали членом Центрального Комитета, на всенародных выборах он снова стал депутатом Верховного Совета СССР. И не просто депутатом: приложив нечеловеческие усилия, Хрущев пробил для Лобанова пост председателя Совета Союза Верховного Совета СССР. Павел Павлович сделался председателем одной из двух палат советского парламента. Должность по сути условная, но в табеле о рангах непомерно высокая. Назначение это резко повысило лобановский авторитет в глазах партхозаппарата и притормозило взбалмошного Пузанова, который вынашивал решение о снятии заместителя.
— Не дадим тебя в обиду, Пал Палыч! — пожимал руку Хрущев. Они стали видеться чаще. Лобанова в обязательном порядке включали в состав делегаций сопровождающих Первого Секретаря. Ему снова отдали кураторство за сельским хозяйством. Лобанов воспрял, осадил Мацкевича, сделал выволочку Бенедиктову. При этом он исправно появлялся в институте генетики у Лысенко и в Академии сельхознаук. На опытных культурах — подсолнечнике и кукурузе — они с Лысенко добились небывалых результатов: с одного гектара собирали сорок центнеров подсолнечника! Тогда как колхозы получали всего по шесть-восемь.
