— Жалко парня.
— Полина Семеновна мужу нажаловалась. Вячеслав взбеленился — в тюрьму, в тюрьму! Пока тебя председателем правительства не назначили, я смолчал. А взбунтовался бы, и тебя, Коля, могли в последний момент не утвердить, все б переиграли. Маленков сейчас каждый день возле Молотова круги выписывает. Ручной стал.
— Жалко Ваську. Дурак несмышленый!
— Девку какую-то изнасиловал.
— Хоть до девки добрался!
8 февраля, вторник
Газеты опубликовали Указ Президиума Верховного Совета о назначении на должность председателя Совета министров СССР, Маршала Советского Союза Николая Александровича Булганина. В Указе говорилось, что Георгий Максимилианович Маленков ушел с поста председателя правительства по собственному желанию, в связи с резким ухудшением здоровья. Именно из-за слабого здоровья он должным образом не справлялся с возложенными на него обязанностями. Другим Указом товарища Маленкова назначили заместителем председателя Совмина и министром строительства электростанций. Георгий Максимилианович по-прежнему оставался в высшем органе управления страной — Президиуме Центрального Комитета. Газеты пестрели портретами Булганина и приводили его биографию.
— Какой все-таки товарищ Булганин красивый! — разложив на столе «Известия», любовалась буфетчица Нюра. — Как он мне нравится!
Лида исподлобья взглянула на подругу, она мыла посуду.
— Маленков — тот умный был.
— А Булганин какой?
— Не знаю, он военный.
— И что?! — с неудовольствием нахмурилась Нюра.
— Маленков зарплату поднял, налоги с крестьян снял, за что его турнули? — продолжала подавальщица.
— Потому что не справлялся, газеты читай!
Лида домыла посуду и, обтерев вафельным полотенцем руки, с долгим вздохом опустилась на стул.
— Мне, Нюрка, что твой Булганин, что Маленков — оба по барабану, лишь бы не трогали. Давай чай пить!
Нюра достала варенье, Лида расставила чашки, порезала хлеб и колбасу. За два года горкомовский спецбуфет стал жить богаче.
Подруги поели и теперь лениво сидели, глядя друг на друга. Нюра растолстела.
— Колька, брат, приезжал, — сказала Лида. — Все такой же деревенский, неотесанный.
— У меня братьев не осталось, все на фронте сгинули, — грустно отозвалась Нюра.
Лида подобрала со стола крошки и сунула в рот: не забыла, что такое голод.
— Когда в деревне жила, такие со мной странные вещи творились, аж вспоминать страшно! — неожиданно сказала она.
— Расскажи! — попросила Нюра.
— Слушай!
Жили мы с мужем в доме на самом краю деревни, скоро ребенок родится. Наша комнатушка малюсенькая была, решили перейти в комнату побольше, где раньше мать моя жила, уже с полгода, как ее не стало. Всю комнату от старых вещей освободили, потолок побелили, стены покрасили, кровать туда поставили собственную и шкаф занесли, лишь стол старый со светильником из маминой комнаты не убрали. После ремонта хорошая комната получилась. Но мне в этой комнате почему-то неуютно было. И вот как-то ночью проснулась я и не могу заснуть, лежу и тени разглядываю — причудливые тени ночью за окошком прыгают, особенно когда облака на луну наползают. Смотрела я в окошко, смотрела, пока в дремоту не потянуло. Глаза слипаются, а тут светильник сам по себе вспыхнул, разгорелся, и свет его, как вода из фонтана, стал на пол изливаться, и смотрю я, не светильник это вовсе и не свет водопадом льется, а огромный человек передо мной предстал. И замечаю, что он лишь до половины человек, а другая половина — черт с горящими глазами! Я мужа толкаю — смотри! Мы повскакивали с постели, громкими криками кричим: «Чур! Чур! Пропади пропадом! Пропади!» Пропал, — вздохнула Лида. — Вот какое случилось. Потом батюшку из церкви пригласили, он долго кадилом кадил, водою святой брызгал, молитву читал, пообещал, что всех выгонит.
