Царство. 1955 – 1957 | страница 131
Нина Петровна пожала плечами, но разговор этот продолжать не стала — бассейн так бассейн!
— Наш Сережа, похоже, всерьез с Лелей Лобановой дружит, — проговорила она.
— Правда?
— Да. Это хорошо. Боюсь, чтоб Сергуню дурная компания не закрутила, — вздохнула жена. — Леля вроде девушка серьезная.
— Серьезная.
— Все равно пригляд нужен!
— У семи нянек дитя без глаза! Взрослый, пусть сам думает, — Хрущев помрачнел. Вспомнил первенца, Леонида. Во время войны сын был ранен и попал на излечение в Кировский госпиталь. Там по пьяному делу он застрелил человека, боевого офицера, своего товарища. Напились и, как по молодости водится, стали геройствовать, хвастаться, спорить, кто лучше стреляет. Поставили этому несчастному на голову бутылку — и давай палить, вот Леня Хрущев вместо бутылки в лоб и угодил. По очереди стреляли, сначала с бутылкой на голове стоял Леонид, потом Саша Моторный, второй товарищ-летчик, а после — этот несчастный. Хрущев любил сына, души в нем не чаял, отважный был парень, видный, широкоплечий. Как только враг напал на Родину, не задумываясь, ушел воевать. И тут такое! Сталин чудом Леонида пощадил, наверное, из-за того, что с его Василием произошла подобная печальная история. Василий Сталин, демонстрируя меткость, тоже убил человека. Видно, это обстоятельство Леонида от расстрела и уберегло, но ненадолго — отправили летчика штрафником на фронт. Через две недели, вступив в бой с противником, его истребитель подбили. Сыну спастись не удалось.
— Я не за нас с тобой, я за детей беспокоюсь! — выводя Никиту Сергеевича из оцепенения, проговорила Нина Петровна. — Ты б с детишками хоть иногда общался, при Сталине и то время находил!
— Дурак я, про детей забыл! — грустно отозвался Никита Сергеевич. — Ты, Нина, меня прямо толкай, прямо бей, чтобы я о семье помнил, а то все мозги набекрень!
— Ты хотя бы целуй их чаще, ласкай!
— Иди-ка и ты ко мне, дай я тебя обниму, моя синичка!
— Она заикается, — проговорила несчастная мать. — Так заикается, что слова разобрать невозможно. И рычит, как зверь.
Марфа потянула к ребенку руки. Девочка отшатнулась и с истошным рыком уткнулась маме в живот.
— Ну, голос! — отец Василий в ужасе покачал головой.
— Бесноватая! — шепнула Надя.
— Не бойся, Машенька, не бойся! Иди, я тебя по головке поглажу! — позвала ребеночка Марфа.
Семилетняя Маша дико смотрела на калеку.
— Иди, Маша, иди! — подтолкнула ребенка мать.
— Я их комнату святить пришел, так она как завыла! — припомнил отец Василий.