День худо-бедно как-то к вечеру приблизился.
Поужинали. Хлебом с молоком. Папка и мама – опять чаем. С утрешними еще оладьями – папка их любит, больше – шаньги.
Денег у мамы на билеты попросили – своих не имеем. Пошли в кино. «Анжелика и король» – афиша не сменилась. Колян и Нинка видели его уже в Исленьске. Хорошее, спрашиваю. Ничё, говорят. И сам знаю, что хорошее.
В клубе уже расстался я с сестрой и братом – дальше пути наши расходятся, сойдутся дома. В какое время, не наметили.
Рыжего нет – в найме у родной сестры, в городе, будущий мотоцикл «Восход» отрабатывает. Все вокруг об этом уже знают. Сам же он и оповестил всех, чуть не за месяц до отбытия, – давил на жалость. Пожалели. И утешали, как могли: цель, мол, оправдывает средство. Вроде утешился. Рук на себя не наложил. А уж горазд закатывать подобные спектакли. Сам и актер и режиссер. А мы – и зрители одновременно, и участники. В ладоши вот только после очередного спектакля не хлопаем, чувствуя себя оплеванными и освистанными. А с него, постановщика и исполнителя главной роли, как с гуся вода. Только что рвался на тот свет, тут же – в футбол играть или на танцы. Ему в актеры бы идти – такой талант зря пропадает, – а он в разведчики настропалился. Будь бы он, Рыжий, одним словом, здесь, о месте мне не надо было бы заботиться.
К ребятам, друзьям моим – Вовке Балахнину, Витьке Гаузеру, по прозвищу Маузер, и Валерке Крошу, по прозвищу Гаврош, – не втиснуться. Из них самих чуть внутренности не вылазят – как сельди в бочке. Те лишь поржали, жеребцы: влезай к нам, дескать, на коленки! Будет некуда, и влезу. Пробиться к передним рядам даже и не пытаюсь. Только галерка. Она всегда под нашей оккупацией. Тут мы, если тоскливое кино, и бутылку сухонького, кисленького, а то и крепленого, сладенького, распить можем. И я, бывает, за компанию. Тут нам уютно.
Возле Бажовых Гали, одноклассницы, – свободно. Меня ждала, рукою охраняя кресло, или из наших же кого-то. Кивнула, вижу, улыбнувшись, – значит, и я входил в число. Подсел. Доволен. Красивая она, конечно. Очень. Если бы к ней так не привыкли, а то – с яслей еще, росли-то вместе. Но замечать и мы вдруг стали, я – не последний. Нос у Гали аккуратный, с маленькой горбинкой. Не пипка, каким был он у нее, помню, в детстве, – вздернутым. Не носатая, сказал бы папка. И говорит. Вроде и не внимательный, но где-то разглядел. Мол, не в отца пошла, Ивана Павловича. Уж у того-то, дескать, нос – не нос, а собака на берегу, смотришь и ждешь, когда залает. У дяди Вани нос, и вправду, добрый.
