– А Дуська-то?
– Чё-то ушла… Ей завтра рано подниматься, – уронил под ноги окурок, вмял его в гравий каблуком – хрустко.
– Садись, – говорю. И говорю: – Может, пешком?..
Он говорит:
– А чё гогочешь?
Сел Рыжий на мотоцикл. Спиной чувствую – сердитый. Обтрепанный черемуховый веник швырнул в сторону.
– Совсем заели, – говорит.
– Кто ж виноват?.. Так и сидел бы там, около клуба.
– А там чё, думаешь, их меньше?! Давай поехали.
Согласен.
Едем.
Воздух. В лицо – ветром. Прохладно.
Шестнадцать лет уже – как много.
Звезда сзади. Венера ли. Пусть будет она. Низко совсем – над самым уже лесом – как будто в Кемь за ним глядится. Кемь ее где-то отражает.
Тракт – пустынный. Зайцы лишь выскакивают на дорогу, бегут с нами наперегонки. Но уж куда им – скоро сворачивают, сдавшись, на обочину. Сидят в траве, наверное, оторопели. Или бегут еще – никак не остановятся.
Орем во все горло. Мотоцикл перекрикиваем. Я одну песню. Рыжий – другую. Лес откликается на обе – беспристрастен.
Ну, думаю.
О чем Рыжий думает, не знаю.
В Ялань молча въехали. Ночная она – сонная – тревожить жалко: родная.
Алеет северо-восток – день там взбирается на Камень. Вершины лиственниц на кряже вспыхнули. На одну из них заберусь как-нибудь – подумал. С биноклем. И на Черкассы посмотрю – с Камня их видно.
Мотоцикл, отключив двигатель еще метров за двести до дома, с Рыжим подкатили, рулем приткнул к поленнице его я. Завтра, подумал, загоню.
Попрощались. До завтра вроде. До сегодня.
Рыжий – домой, а я, воротами не стукая, сразу в гараж к себе направился.
И только, кажется, прилег, как уже будит меня мама:
– Пятый уж час. Олег, вставай, пойдем окучивать картошку.
Не открывая глаз, сижу на раскладушке, в поисках штанов вокруг себя рукой шарю и туго думаю: «Когда же выспаться дадут мне?!»
Чем ближе он, тем чаще слышалось:
Петров день, Петров день; именинники – Петро и Павел.
Ну, вот он, и Петров день. Начался, тянется, и я, как центр, в нем пребываю.
Обычно вроде, но не все:
Ялань вчера была шумнее, чем сегодня. Нынче притихла. Хоть и именины. Еще не вечер – тот покажет.
Всяк, кто дорос, спеши на покос.
«На Петровки дож, сенокос будет мокрый», – сказала мама.
«Ну, – ответил ей папка, – так по приметам-то и было бы. Куда уж проще… Ты все в старинке и живешь».
«А вот посмотришь».
Посмотрю, мол.
В чем-то, конечно, есть – да и во многом, – но в этом между ними нет согласия. Уж обязательно поспорят. Вслух чью-то сторону не принимаю. Взрослые люди – разберутся. Ох, вспомнишь только, какие уже они, родители, старые, грустно становится. До слез. За пятьдесят уже обоим. Папка на пять лет старше мамы. В нашем возрасте такая разница заметна, в глаза бросается, в их – одинаково… немолодые. Вслух никого, а про себя поддерживаю папку: смешно; конечно –
