Пока мы занимались бедами кочегара Гранитова, высокая комиссия сделала вывод о неготовности котла к эксплуатации, что и было изречено прямо в его недрах. Над люком вознесся бюст проверяющего. Движение других, оставшихся внутри частей тела странным образом затормозилось. То ли сам котел, услышав нелицеприятные вещи, не хотел без боя отпускать инспектора, то ли его живот окончательно вышел из-под управления и не хотел покидать гостеприимное судно.
Первая мысль: «Что делать?» посетила только Киреева, уже была им высказана вслух, но не нашла достойного отклика присутствующих.
– По твоему списку, нам исправлять дня четыре. Дай бог, за это время похудеешь… – произнес равнодушно Петрович, после чего Железный исчез внутри котла и обреченно заскулил.
Все понимали, что на свободу Киреев может выйти только, если котел разрежут. По тем временам это можно было сделать, только разрезав и утилизировав все судно. Значит, судно никогда не выйдет в море, управление не выполнит план, а главный механик вернется туда, где провел далеко не лучшие годы, теперь уже в компании с инспектором, машинистами и кочегаром-орденоносцем Гранитовым. Котельное отделение опустело так внезапно, что на последующие вопросы Киреева отвечало только эхо…
Часа через три, когда пленник окончательно охрип, был подан диетический обед из трех блюд. Незамысловатое меню состояло из рюмки водки, миски свежей шинкованной капусты и компота, в котором сахар, по инициативе врача, уступил место слабительному той же концентрации. Сервировал и обслуживал «стол» поднаторевший в этом деле второй механик. В конце трапезы меню было усилено дополнительной рюмкой, повторенной дважды. После принятия столь обильной пищи, клиент притих и захрапел, что давало команде возможность собраться с мыслями.
К сожалению, мысли никуда не собирались. Что, если накоплений Железного хватит не на четыре дня, а на более длительный срок?…
Ситуацию спас кочегар-орденоносец. По его словам, способ извлечь тело Железного существовал – о нем Гранитову сообщил во время вручения ордена сам тов. Каганович, а поскольку замполит запретил упоминать об этой исторической встрече, то без его письменного разрешения, он ничего никому не расскажет.
Замполит был неумолим. Разве можно вспоминать о Кагановиче, да еще называя его товарищем?!! Да за такие вещи райком партии оторвет голову до самых колен!!!
– Я – человек сознательный. Если партия запрещает, значит и говорить об этом, мы не будем, – продолжал темнить Гранитов.
