Серебряная трель | страница 37
А девушка уже по-доброму усмехается:
– Постой, да ты не Азвесь Чирдэм? Певунья, красавица…
– Выдумала красавицу! Чёрная, смуглая, как цыганёнок.
– Я тебя часто слушаю, – продолжает девушка. – Иной раз не стерплю, всплакну. Душевно поёшь, милая.
Чирдэм на неё во все глаза смотрит. Девушка как девушка, только росту больно большого: на целую голову выше самого высокого мужчины в деревне. Стоит в одной тонкой сорочке, и платья не накинет. «Бесстыжая, однако», – решила. А вслух заискивающе сказала:
– Тело у тебя красивое. Белое, шёлковое. Руки нежные, как у ребёнка.
– Не всегда, как у ребёнка-то, были. И чёрную работу знавала. Котлованы рыла, робы тюремные строчила…
– Ой, тебя не Ивушка ли зовут? В деревне про тебя рассказывают. Только мало кто верит.
– А ты верила? – испытующе спрашивает девушка.
Чирдэм рассудительно сказала:
– Не в сказке живём – в жизни. А слушать про тебя любила. У нас на жил дед Пурысь, год как помер. Так он пуще всех про Ивушку рассказывал… Только помер он, дед-то. Да и людские языки тут приврут, там приукрасят…
– Что ж, расскажу как было. Только осмотримся: нет ли рядом лихого глаза.
Ивушка по берегу прошлась. Чирдэм ею любуется. Идёт лесная девушка величаво, плавно. За спиной тяжело коса покачивается.
– Ты, верно, знаешь, я дочка местного егеря. У нас сторожка в лесу была срублена. Мать моя умерла рано. Отец меня жалел, не женился. Помню, всегда приговаривал:
– Мачеха – хуже горячей сковороды.
Большой он был, с кудрявой бородой. Ручищи мохнатые, ровно у медведя.
В детский садик я не ходила – нянькой мне лес был.
На заре отец меня по голове гладит:
– Нылы (доченька), не раздумала со мной на обход идти?
А я еще маленькая, спать хочется. Головёнка на подушку клонится, а всё равно лепечу:
– Нет, атай (отец), я с тобой.
Вот и хорошо. Идём по лесу. Серенько ещё, а пташки заливаются. А солнышко проглянет– роса под босыми ногами огнём горит – ступить страшно!..
В полдень знойно, пчёлы гудят. Малиной, мёдом пахнет… А рядом лес еловый, синий. Зайдём туда, словно в тенистую прохладную комнату.
Вечером пыль уляжется: мягкая, белая, как мука. Отец меня, утомлённую, на руках несет. Я головёнку ему на плечо свешу. Смотрю, как солнышко за холмы уходит…
Пошла я в школу, а лес не забывала. Прибегу на поляну, закричу, закружусь. А лес шумит: вместе со мною радуется. И платья я себе всё зелёные шила. Взойду в лес – между деревьев сама, как тоненькое деревцо.
Стал отец речи такие заводить:
