Это тянулось два года. Два года! Дошло до того, что это стало моим настоящим утренним ритуалом. Я высматривал Джули, чтобы не дать ей времени позвонить в дверь, и сразу же выбрасывал яйца, пока папа не увидел их.
Но однажды я сплоховал. Какое-то время после того, как спилили ее любимый платан, Джули не показывалась, но вот однажды утром она снова оказалась у нашей двери с коробкой яиц. Я взял их, как обычно, и, как обычно, пошел выбрасывать.
Но мусорное ведро на кухне было переполнено, гак что я положил коробку с яйцами на самый верх, вытащил ведро и пошел выбрасывать мусор в большой контейнер у гаража.
И угадайте, кто как статуя замер у моего крыльца?
Яичная королева. Я чуть не уронил ведро.
— Почему ты до сих пор здесь? — поинтересовался я.
— Я... я не знаю. Я вот тут... подумала.
— О чем? — Я был в отчаянии. Мне нужно было добраться до контейнера до того, как Джули увидит свою коробку.
Джули смущенно отвела взгляд. Джули Бейкер смущена? Не думал, что такое возможно.
Впрочем, все равно. Сбоку в ведре торчал журнал, и я поспешил накрыть им яйца. Затем я собрался совершить рывок к мусорному контейнеру, но Джули загородила мне дорогу. Серьезно. Она встала прямо передо мной и вытянула руки так, как это делают вратари в ожидании мяча.
Я попытался обойти ее, но Джули не позволила.
— Что случилось? — спросила она. — Они разбились?
Отлично. И как я об этом не подумал?
— Да, Джули, — ответил я. — Мне очень жаль. — Но мысленно молил Бога помочь мне наконец выбросить мусор.
Только Бог, должно быть, спал. Джули стащила журнал с коробки с яйцами и убедилась, что они все целехонькие. Даже трещин не было.
Она застыла с коробкой в руках, пока я выбрасывал остальной мусор.
— Почему ты хотел их выбросить? — чужим голосом спросила Джули. Голосом тихим и срывающимся.
В общем, я рассказал ей про угрозу сальмонеллы из-за грязи на ее заднем дворе и сказал, что мы просто не хотели ранить ее чувства. Я повернул все так, будто мы были абсолютно правы, а она ошибалась, но чувствовал себя при этом последним мерзавцем. Полным, законченным мерзавцем.
Тогда Джули сказала мне, что другие соседи покупают у нее яйца. Покупают. И пока я переваривал эту невероятную новость, в голове Джули работал встроенный калькулятор.
— Ты понимаешь, что, я могла бы заработать на этих яйцах больше сотни долларов?
А потом она залилась слезами и убежала.
Сколько я ни пытался убедить себя, что не просил ее дарить нам эти яйца — я же не говорил, что они нам нужны, или они нам нравятся, или мы их хотим, — факт оставался фактом, я до этого ни разу не видел, чтобы Джули плакала. Ни когда она сломала руку на физкультуре, ни когда ее дразнили в школе. Даже когда срубили ее платан. Я почти уверен, что она плакала, но сам я этого не видел. Для меня Джули Бейкер всегда была слишком крутой, чтобы плакать.
