Разумеется, ему было всего тридцать пять. Но он успел прожить не одну жизнь. Добился любви сотен женщин, побывал в темницах, дневал и ночевал в карете, вкусил страхов беглеца и гонимого, а кроме того, лихорадочно, с горящими глазами проводил изматывающие ночи за игровыми столами многочисленных городов, выигрывал состояния, проигрывал и отыгрывал вновь. Он видел, как его друзья и враги, подобно ему блуждавшие бесприютными странниками по земле в погоне за счастьем, попадали в беду и оказывались во власти болезней, томились в темнице и переживали позор. Пожалуй, не менее чем в пятидесяти городах трех стран у него были друзья и расположенные к нему женщины, но захотят ли они его вспомнить, если он явится к ним когда-нибудь больным, старым и нищим?
– Ты спишь, Ледюк?
Слуга воспрянул:
– Что изволите?
– Через час мы будем в Цюрихе.
– Должно быть.
– Ты знаешь Цюрих?
– Не лучше своего отца, а я его никогда не видел. Город как город, правда, я слышал, будто там много блондинок.
– Блондинки мне надоели.
– Ах вот как. Должно быть, после Фюрстен-берга? Надеюсь, эти две крошки вас не обидели?
– Они меня причесывали, Ледюк.
– Причесывали?
– Причесывали. И учили меня немецкому, вот и все.
– И только-то?
– Довольно шуток. Послушай, я старею.
– Давно ли?
– Брось глупости. Да и твое время уже подходит, разве не так?
– Для старости – нет. Чтобы остепениться – пожалуй, но только с почетом.
– Ты свинья, Ледюк.
– Позвольте с вами не согласиться. Родственников не едят, а я больше всего на свете обожаю свежую ветчину. В Фюрстенберге она была, между прочим, солоновата.
Не на такую беседу рассчитывал Казанова. Однако он не вспылил, для этого он был слишком усталым и благодушно настроенным. Он просто смолк и вяло отмахнулся. Сонливость одолевала его, и мысли разбегались. И когда он впал в полудрему, в памяти всплыли времена ранней юности. Ему пригрезилась в ярких, просветленных тонах и чувствах гречанка, которую он повстречал молоденьким франтом на корабле у Анконы, а еще его первые, фантастические приключения в Константинополе и на Корфу.
Карета тем временем катила все дальше, а когда Казанова очнулся, она уже гремела по булыжной мостовой, потом переехала мост, под которым шумела черная река, отражавшая красные огоньки. Они прибыли в Цюрих, в трактир «Меч».
Сон как рукой сняло. Казанова потянулся и вышел, приветствуемый учтивым хозяином.
– Итак, Цюрих, – произнес он, не обращаясь ни к кому.
И хотя еще вчера он собирался ехать в Вену и не имел не малейшего понятия, чем заняться в Цюрихе, он, оживленно поглядывая по сторонам, последовал за хозяином в трактир и выбрал себе на втором этаже удобную комнату с прихожей.
