Оставшись в одиночестве, Варяг первым делом приступил к осмотру своих болячек. Застарелая осколочная рваная рана на правом бедре набухла, побагровела и снова явно воспалилась. Рана на плече, полученная во время взрыва на Ильинке, хоть и стала затягиваться, но ныла постоянно и мучительно. Для лечения требовалось по рекомендации лесника наложить компресс из травяного отвара. Он растопил печь, поставил кипятиться кастрюльку с водой и через час уже изготовил травяное зелье, как научил его старый егерь. Смазав раны мазями, приняв отвара внутрь и наложив компресс на плечо и бедро, через полчаса Владислав вдруг ощутил волну сильного озноба и слабости. Он приложил ладонь к щекам: кожа горела. Если это не простуда, которую он подхватил во время вчерашней ночной поездки, то, значит, предательски дают о себе знать эти загноившиеся раны на бедре… Морщась от острой боли, Варяг кое-как забрался на полати на печке, из последних сил вытянулся на жестком тюфяке, прикрылся стареньким ватным одеяльцем и тут же провалился в глубокий сон.
Сколько он спал, Варяг понял не сразу: вначале показалось, что от силы минут сорок, не больше — уж больно крепким был сон, без сновидений, и пролетел как будто мгновенно, но, выглянув в окно, он увидел, что уже наступила глубокая ночь.
Тяжелая, точно налитая свинцом, голова гудела, но зато раны уже не ныли: особый травяной компресс унял боль в воспалившемся бедре, и Варяг добрым словом помянул старика-егеря. Он ощутил сосущую пустоту в желудке. «Это хорошо, — подумал Владислав, — раз голод чувствую — значит, на поправку пошел, не дал хвори себя одолеть». Он слез с полатей, накинул ватник и вышел на крылечко вдохнуть свежего воздуха.
Тайным благожелателем Максима Кайзера был сорокасемилетний подполковник ФСБ в отставке Сергей Гурьевич Тялин, многие годы проработавший в администрации губернатора Санкт-Петербурга, а совсем недавно переведенный в Москву на высокую гражданскую должность, о которой амбициозный и тщеславный гэбэшник не мог даже и мечтать, сидя в своем скромном кабинете в Смольном. Прибыв в Москву, отставной подполковник Тялин занял кресло потомственного кремлевского бюрократа Александра Ивановича Сапрыкина, известного в политических кругах просто как Алик. Алик, хотя и приходился сыном легендарному Ивану Пахомовичу Сапрыкину, пересидевшему пять генеральных секретарей ЦК КПСС, сам оказался малый не промах. Унаследовав от влиятельного папы роскошный букет полезных знакомств и связей, Алик активно занялся весьма темными финансовыми делами, а точнее сказать, коммерческими махинациями, за которые при старой доброй советской власти давали десять лет строгого режима с конфискацией, а в славную эру приватизации — министерское кресло или место в совете директоров какой-нибудь естественной монополии. Но ни министром, ни монополистом Алик стать не пожелал, предпочтя обделывать свои многомиллионные гешефты в тени и покое служебного кабинета в неприметной желтоватой пятиэтажке за кремлевской стеной.
