Мама, Колян и слово на букву «Б» | страница 35
И вот мой переводчик вдруг говорит этому Рамбалю (что ему не очень-то было свойственно): «Ах, какую я женщину встретил!»
Рамбаль говорит:
– Красивая, наверно?
– Да какое там! – говорит мой. – Так себе…
Рамбаль говорит:
– Ну, наверно, интеллектуальная?
Мой говорит:
– Да какое там! Дураковата, если честно… (сам он и вправду интеллектуал патентованный).
Рамбаль не унимается:
– Образованна, поди?
Мой опять:
– Ну уж это точно нет!
Рамбаль уже не знает, что и сказать, и говорит:
– Фигура? Изящество?
Мой говорит:
– Здоровенная баба! Не обхватишь!
Рамбаль уже трезвеет от ужаса:
– Но добра, наверно, колоссально, мать Тереза?
Мой говорит:
– Ага, добра, может так врезать!
– ?!
И вот тут Рамбаль этот, условный среднестатистический француз, интеллигент, преподаватель, читавший Толстого, говорит избитую фразу типа того, что, мол, русская душа – такие потемки, такие потемки…
И опечалился что-то.
Протрезвел.
Остаток пути, как пишут в женских романах низкого пошиба, прошел в гробовом молчании.
Кое-что о Бодрийяре
Давно дело было, когда я еще во ВГИКе училась, и ездила, чтобы сэкономить, домой в Алма-Ату на поезде – трое с половиной суток, между прочим.
Ну, вот.
Ехать было очень скучно: лето, жара, вонь. И почему-то все в том поезде, как Чаплин в одном своем фильме, ели арбузы от уха до уха, так что края арбузного ломтя в ушах торчали. И все это воняло, поезд страшный, как в двадцатых годах («грохочущих», хе-хе-хе). Едем, едем, конца-края не видно…
Заняться нечем, книжку, что взяла с собой, уже прочла. И вот, думаю, надо пойти помочь проводникам: чтобы размяться.
Сказано – сделано. Пошла напрашиваться. Они, правда, удивились, но и обрадовались, они уставали очень, дали мне даже какой-то синий халат свой, и я пошла чай разносить по вагону.
И вот там в одном купе сидит такой интеллигент, искусствовед из Москвы, на какую-то научную конференцию едет.
Мы с ним языками зацепились, то да се (говорили о Бодрийяре, тогда почему-то Бодрийяр в моду входил). Он поражен был и спрашивает меня: «Я, говорит, часто езжу в поездах, самолетов смерть как боюсь, и никогда не встречал проводницу, чтобы она Бодрийяра читала» (а тогда его и из интеллигентов мало кто читал, только-только в моду входить начал). Откуда, мол, у вас такая выучка, у проводницы?
А я ему говорю на голубом глазу: «А у нас в Казахстане без сдачи особого экзамена – философия там, литературоведение, киноведение – в проводницы не берут, такой закон».
Он был потрясен, все переспрашивал меня, мол, другие ему не показались такими образованными. Потом мы с ним виделись, много позже, и он мне рассказал, как облажался (он очень наивный): на обратном пути завел разговор про Лотмана с проводницей, та на него посмотрела как на идиота и чуть ли с поезда не ссадила – думала, псих…
