Ее спины нерешительно касается один палец.
- Селия?
Когда она его не прогоняет, Малыш придвигается ближе и осторожно кладет на ее спину всю ладонь.
- Пожалуйста, не сердись на меня. Я неправильно выразился.
По правде говоря, Селия и не сердится. Она боится пощипывания в глазах, предвещающего слезы - настоящие слезы - которые она себе больше не позволяет. Она часто сомневается в своих отношениях с Фелипе, в любви, которую она к нему испытывает… в неутихающей злости.
Селия внимательно наблюдает за Котенком и ее Хозяином Калебом с момента их прибытия, и схожесть их и ее собственных отношений все больше поглощает ее с каждой прожитой неделей. Она видит семя растущей и пускающей побеги любви, что вызывает у нее тоску, которая соединяясь с простодушием Малыша, грозит порушить годы привычного самообладания.
- Мой отец был влиятельным человеком.
Голос Селии твердый, ровный, лишенный эмоций. Она ничего не чувствует, потому как иначе это будет означать, что ее отец все еще жив.
- Он мог делать, что угодно и брать, кого угодно. Его власть была абсолютной. Он забрал мою мать из ее семьи, когда ей было всего четырнадцать. Она умерла, когда я появлялась на свет.
Селия не отводит взгляда от противоположной стены комнаты, но позволяет Малышу пристроиться позади себя. Он жаждет ласки, как когда-то она жаждала свободы. Если это в ее силах, Селия не отказывает ему и прямо сейчас их потребности совпадают.
- Он оставил меня, вместо того, чтобы отправить в детский дом. Думаю, отец меня даже по-своему любил и окружал заботой. У меня были лучшие учителя, лучшие наряды, свои слуги. Но внимание моего отца стоило мне очень дорого. Я росла красивой… как моя мама, сказал отец, когда брал меня в первый раз. Мне было двенадцать, и он не был со мной нежным.
- Селия…
Издав жалобный звук, Малыш притягивает ее к своему телу.
- Нет, - произносит он, будто одним лишь желанием способен стереть ужасы прошлого.
- Мне очень жаль, - шепчет он.
Селию пронизывает забытая боль. Ее молодой любовник искренний, добрый и… душевный. Он совершенно не такой как она и Фелипе, которые никому не доверяют и собственную гордость ставят даже превыше друг друга. Сглотнув, Селия погружается в онемение.
- Не сожалей. Это было давно. Не жалей меня – это для слабых. Я рассказываю тебе это только для того, чтобы ты понимал свою ситуацию.
- Да, Селия, - осторожно отвечает парень.
- В то время Фелипе работал на моего отца – сначала моим охранником, но с течением лет количество выполняемых им функций значительно увеличилось. Он был в курсе происходящего и, не будучи слепым, прекрасно видел, на какие страдания меня обрекал мой родной отец. Фелипе помог мне скрыть доказательство моего первого аборта, затем второго. Он был участливым ко мне, когда в возрасте шестнадцати лет я узнала, что никогда не смогу иметь детей. Фелипе видел, что я росла озлобленной. Мне нравилось пороть слуг. Я спала как с друзьями отца, так и его врагами, только чтобы провоцировать его на их уничтожение. Они видели это. Они все видели это, но ничего не делали. Фелипе тоже видел, и я ненавидела его сильнее всех остальных, потому как знала, что кроме жалости, он испытывал ко мне желание. От этого меня выворачивало наизнанку. За все годы я неоднократно пыталась соблазнить Фелипе, что ни разу не увенчалось успехом. Он говорил, это все равно, что целовать ядовитую змею. Я вынуждала моего отца избивать его в кровь за сказанное. После этого настаивала, чтобы Фелипе целовал меня и просил прощения, но он улыбался мне - наглец - улыбался мне. Фелипе едва оставался в живых. Через два года, в день моего двадцатилетия он напал на особняк моего отца. Его люди убили всех наших охранников, гостей, даже нескольких слуг, рискнувших прийти к нам на помощь.
