Фостер Госс оказался толстяком с рыжей лысеющей головой, в очках с мощными стеклами, с шафранно-желтыми пальцами, в синей рубашке, промокшей под мышками. Он махнул на стул, буркнул: «Минутку», — и снова согнулся над желтой бумагой, делая пометки мягким черным грифелем. Закончив, потянулся и резко стукнул по стеклянной крышке стола большим золотым кольцом-печаткой. Миниатюрная девушка встала, подошла, взяла желтые листы, бросила на меня украдкой задумчивый взгляд и засеменила прочь. Фостер Госс разглядывал ее зад, пока наполовину стеклянная дверь не захлопнулась, потом со скрипом откинулся на спинку стула, вытащил сигарету из лежавшей в кармане рубашки пачки и закурил.
— Мейер или Макги? — осведомился он.
— Макги. Хочу принести жалобу на нарушение прав личности и на оглашение интимных подробностей моей жизни и времяпрепровождения.
На губах его появилась полуулыбка.
— Ну, еще бы.
— Поэтому я пришел дать эксклюзивное интервью насчет зверств местной полиции и так далее.
— Ничего себе! Ну и ну.
— Мистер Госс, вы внушаете мне впечатление, что когда-то и где-то действительно работали в газетах.
Он любезно улыбнулся:
— Причем в первоклассных, приятель. Давным-давно даже премию получил. Только знаете как бывает? Дрейфуешь в бурном море в тихую гавань.
— А скажите-ка, черт побери, мистер Госс, что получится, если вы опубликуете больше, чем хочется мистеру Норму?
— Помилуй Боже, приятель! Неужели вы не понимаете, что именно безответственные публикации в прессе породили общественное предубеждение против защитников в криминальных делах? Поскольку ни у кого нет абсолютно никаких шансов успешно наехать на шерифа Хайзера, ему нечего предоставлять информацию о своих успехах. А их у него на самом деле чертовски много. Столько, что окружной судья Стэн Боули издал нечто вроде запрета на паблисити до суда. Значит, шериф прочитает газету, явится, схватит меня, приведет к Стэну, тот с мрачной улыбкой заметит: «Господи Иисусе, Фостер, вам следовало быть умнее», — и оштрафует на пятьсот баксов за неуважение к суду.
— Но подобное обвинение не пройдет.
— Знаю! Значит, я пойду к братьям Джессон и объявлю: «Слушайте, я отправляюсь в крестовый поход. Мне известно, газета приносит хорошие доллары, известно, что вы, добрые джентльмены, ежегодно переводите акции „Джессон комьюникейшнс“ на мой пенсионный счет, но я должен пробить дорогу свободной прессе». После этого они пожелают узнать, против кого я собрался в поход. Я назову шерифа, и они полюбопытствуют, в чем он виновен, в коррупции или в неэффективной работе. Я отвечу, что это, пожалуй, лучший во всем штате шериф, который принял весьма непростой округ и угомонил его, не совершая каких-либо незаконных действий.
