Советская коллективизация в целом как раз оказалась карикатурой на всеобщее распредмечивающее усилие пролетариата. Предметность, сопротивляемость земледельческого (крестьянского) уклада в действительности была намного выше сопротивляемости течения сибирских рек, и из опыта коллективизации можно сделать двоякий вывод. С одной стороны, вывод о колоссальной силе, громадной кинетической энергии, высвобожденной Октябрьской революцией: этой силы хватило на то, чтобы сломать становой хребет крестьянства, фактически уничтожить целый класс в основах его бытия, и ясно, что никаким отдельным сталиным и троцким при всей их предполагаемой «злокозненности» никогда бы не удалось ничего подобного, если бы это шло вразрез с объективным вектором Большого взрыва. С другой стороны, можно говорить о дезорганизации, о стратегической слепоте и ничтожности вождей, не сумевших определить направление главного удара и сосредоточиться, например, на задачах мировой революции или общего дела, великого космического проекта Николая Федорова.
Класс, уже господствующий на социальных высотах, с определенного момента вынужден держать круговую оборону от мира, ибо восходящий класс ведет наступление по всем фронтам. Непокорность природы способна истощать силы пролетариата не меньше, чем противодействие антагонистических классов, но способна и вселять задор, пробуждать азарт и консолидировать решимость. Строки Маяковского неплохо отражают революционный настрой пролетариата:
…в упор я крикнул Солнцу:
«Слазь!
довольно шляться в пекло!»
Ревизия календарей, пересмотр расписания вращения планет, графика приливов и отливов входят в повестку дня победоносной революции. Не намерен пролетариат оставлять в покое и залежи полезных ископаемых: эй, сколько можно залегать? А ну подъем! Это вовсе не значит, что в музыке революции преобладают беспорядочные шум и ярость, хотя некая толика фоновой ярости всегда присутствует в спектре максимально сгущенного исторического времени, времени революции. Но преобладает как раз сознательность, хотя и не в том понимании, в каком рассматривает сознательность теоретик, то есть не как сознание ограниченности собственных возможностей или определение того, что не в наших силах[57]. Сознательность пролетариата – это его мобилизованность, это в некотором смысле анти-скептицизм, скепсис относительно скепсиса, и здесь опять же пролетариат ближе к идеям воинского братства, чем к взаимно воспламеняемой хитрости разума, являющейся колыбелью буржуазии.
