Соответственно и борьба за свободу разворачивается в разных масштабах и разных пространствах. С одной стороны, правозащитная деятельность, предполагающая свободу перемещений внутри уже осуществленной разметки сущего, внутри Бастилии. С другой – правополагающая деятельность социального творчества масс, деятельность, в ходе которой устраняются системные перегородки, всевозможные разделения и подразделения, разобщающие праксис на узкие слепые коридоры специализаций. Именно эта свобода и завоевывается во время революций, когда «к мандатам почтения нету», когда все мандаты принципиально краткосрочны, когда они суть оформления единичных актов воли в творческой деятельности правополагания.
Все это опять же отнюдь не значит, что буржуазные свободы суть пустое место для пролетариата – и они воплощают импульсы человеческого духа, даже связанного по рукам и ногам, и сама буржуазия обладает драгоценным историческим опытом, поскольку и она была пролетариатом. Но своему прогрессивному опыту она больше не хозяйка, поэтому, отбрасывая накопившиеся шлаки времени и частично растворяя их в горячей деятельности, в интенсивности революционного действия, пролетариат становится истинным преемником всякого значимого исторического опыта, добиваясь прежде всего отмены предопределенности, отмены приговора судьбы. Подобно тому как некогда третье сословие экспроприировало у аристократии ее разнообразные привилегии, опиравшиеся только на инерцию установлений, так теперь пролетариат экспроприирует монопольные привилегии, подтвержденные только дипломами и банковскими счетами. Первоочередной и самый главный шаг к свободе – отмена новой кастовой системы, перераспределние полноты бытия по мере ее востребования. Благодаря этому шагу Наполеон стал Наполеоном, Роза Люксембург – одним из предводителей классового авангарда, а Юрий Гагарин – космонавтом.
Таким образом, право на бунт, сформулированное Бакуниным, не только признается пролетариатом в качестве одного из неотчуждаемых прав человека – оно возглавляет весь список. А действительной гарантией этого права выступает не заклинание в духе экзистенциализма (то есть в форме обращения к индивиду как внимательному читателю), а классовое расширение, самовозрастание под воздействием классовой солидарности[44]. Так обстоит дело со всеми формами овеществленного прошлого, ведь именно затвердевшее, ставшее, укорененное во времени (само прошлое как время, по словам Сартра
