. Возможно, она планировала, что свадебные торжества пройдут в их саду. У него пока еще не хватало духа рассказать ей про предательство Аннабел.
Возле входной двери дома на Помрой-стрит висел бронзовый молоток в виде львиной головы. Доминик набрал в грудь воздуха и постучал.
Появилась старуха в черном платье и галошах. В полумраке сверкали ее темные и любопытные глаза.
Всю дорогу, пока он шел по закопченным улицам, спускавшимся к заливу, он вел сам с собой разговор, завершившийся таким решением: он приехал сюда лишь для того, чтобы вернуть синее пальто. Если мать Сабы попросит какой-нибудь помощи, он сделает все, что в его силах, а потом потихоньку улизнет. Никакого намека на то, что он пылкий поклонник молодой актрисы, просто с его стороны это акт доброты, не более того.
Но лицо старушки осветилось радостью при виде него. Она схватила его за рукав и ужасно засуетилась.
– Джойс, скорее сюда! – закричала она через плечо, словно он был библейский блудный сын. – Скорее! Иди сюда! Здесь тот парень!
В конце коридора распахнулась дверь; вышла миловидная женщина лет сорока. С накрашенными губами и свежим перманентом на густых, темных волосах. Женщина явно следила за собой либо специально нарядилась по какому-то случаю.
Она пригласила его в гостиную – уютную, с маленьким камином. В углу стояло пианино с нотами на пюпитре. Старушка перехватила его взгляд и улыбнулась.
– Я уметь играть, – похвасталась она. – Саба меня учить. Она очень любить.
– Тансу, – твердо сказала Джойс, – иди и сними галоши. Я приготовлю мистеру Бенсону чай – или вы хотите кофе? У нас есть и то и другое.
– Пожалуйста, кофе, – попросил он и тут же спохватился: – Если у вас его достаточно. Ну, там, военное время, ограничения и все такое, – смущенно добавил он.
– По-турецки? По-английски? Мой супруг работает на судах, и кофе у нас есть.
Ох, я назвала вас «мистер». – Она осторожно взглянула на него. – Я забыла ваше звание.
– Пилот-офицер, – сказал он. Вообще-то, его скоропалительное повышение в звании не казалось ему реальным – скорее, незаслуженным, как и то, что он уцелел.
Он бросил быстрый взгляд на стену с книгами, на граммофон с аккуратной стопкой пластинок. Эти люди не укладывались в его представления о типичной рабочей семье.
Над граммофоном висела в рамке фотография: солидная женщина в темных очках на фоне Сфинкса.
– Умм Кульсум, – с готовностью пояснила старушка, уже сменившая галоши на пестрые домашние шлепанцы, и с безграничным обожанием взглянула на портрет. – Очень, очень хорошо. – Она жестом показала на пластинки и даже ласково погладила их ладонью. – Красиво.
