Во что бы то ни стало нужно помешать швейцару произнести эту фамилию!
Он шагнул вперед, схватил старика за плечи и радостно воскликнул:
— Дядя приехал! Боже мой, как я рад. Новость вы мне сообщили потрясающую. Спасибо вам!
Сбитый с толку этими словами, Кандыба онемел. Корабельников повел глазами в сторону Мещерского, давая понять швейцару, что нужно опасаться этого человека, при нем ничего не следует говорить.
— Да, обрадовали, — продолжал восторгаться Корабельников. — Значит, дядя возвратился в Москву и зашел в лицей, чтобы справиться обо мне?
Старик, сообразив, что от него требуется, закивал головой:
— Именно так. Точно. Дядя о вас справлялся…
— А своего адреса он вам не оставил?
— Никак нет. Очень спешил.
— Это ничего, я его разыщу. Еще раз вам большое, пребольшое спасибо. Мы с дядей в ближайшие дни вас навестим и отблагодарим. До свидания.
— Счастливо оставаться.
Молодые люди продолжали свой путь. Мещерский похлопал Корабельникова по плечу.
— Поздравляю с приятной новостью. Давно не виделись с дядей?
— Больше пяти лет. Он путешественник, последняя его экспедиция — Тибет.
Мещерский слушал со вниманием, но Корабельников постарался рассказ о своем дяде сократить до минимума. Нужно было соблюдать меру, не перебарщивать. Рассказывая, он искоса наблюдал за своим спутником, варит ли он этой истории.
Мещерский был в приподнятом настроении, шутил, просил на память от дяди-путешественника какой-нибудь тибетский сувенирчик. Незаметно добрались до Канатчиковой дачи, известной в Москве психиатрической больницы.
Кирпичная, утыканная торчащими, как пики, короткими заостренными прутьями стена окружала больницу. В некоторых местах степа была разобрана, и проломы ее обвивала колючая проволока. Сами больничные корпуса прятались в глубине обширного парка, над вековыми липами которых кружились вороньи стаи. Справа и слева от чугунных ворот тянулись одноэтажные и двухэтажные деревянные домишки, сараи, дворики, подсобные помещения.
Из раскрытых дверей часовенки, держа фуражку в руке, вышел Улыбышев, поджидавший своих сообщников. Он еле заметно кивнул головою и прошел в ворота. Мещерский и Корабельников, держась на расстоянии, последовали за ним.
Было сумрачно, пахло сыростью, как в таежной чаще. Неподалеку от дорожки на пне сидел человек в больничном халате. Обхватив колено руками, он пристально глядел в одну точку и не шелохнулся, хотя офицеры прошли от него на довольно близком расстоянии. Другой человек, едва волоча ноги, куда-то брел, не разбирая пути. Голову он держал все время опущенной, взгляд блуждал по земле. Казалось, он ищет грибы или ягоды.
