Конец белого ордена | страница 2
— У него есть родители?
— Нет. Митя сирота. Учился в лицее цесаревича Николая, там и жил.
— На какие деньги? Ведь этот лицей довольно дорогое заведение…
— За учебу платил дядя — Владимир Николаевич Ягал-Плещеев. Может, слышал про него? Он человек состоятельный, довольно известный путешественник… Дядя вместе с Козловым исследовал Монголию. Перед самой войной он отправился в очередную экспедицию на Тибет — и как в воду канул. Уже четыре года не было от него никаких вестей… Митя собрался на поиски дяди, но началась революция. Все перепуталось. Жалко Митю…
На глаза у нее навернулись слезы.
— Ну что ты, Катя, все обойдется. И брат твой поправится. Для молодого парня тиф не страшен. У меня приятель переболел тифом. Тоже в тяжелой форме. И все обошлось благополучно, выздоровел…
Бульвар окончился. На мраморном сиденье хмурился Гоголь. Скорбная усмешка кривила его тонкое лицо. Вся площадь у памятника была запружена людьми. Здесь шла бойкая торговля, тайком, из-под полы. И кого только здесь не было: и заросшие лохматыми бородами мужики, и злые старики с аристократическими повадками, и барыни в старомодных шляпках. А больше всего шныряло пронырливых жуликов. Одноногий солдат в лихо заломленной папахе, легко раскачивая свое могучее тело, прыгал на костылях от одной кучки людей к другой. Георгиевские кресты звенели на его широкой груди. Он кричал, беззлобно ругаясь:
— Эй, вы, тыловая шваль!
У театральной тумбы, облепленной истрепанными афишами, длинноволосый гражданин, в пенсне с черной тесемкой, вслух читал «Известия». Голос его надтреснутый, лицо язвительно сморщено. Сгрудившиеся возле него мужики и бабы вздыхали, кряхтели, ойкали, испуганно крестились, когда голос чтеца повышался.
Разбитная тетка, торговавшая фиалками, увязалась за Володей и Катей. С лукавой улыбкой, протягивая зажатые в руке цветы, она бойко тараторила:
— Молодой человек, а молодой человек? Купите для своей барышни букетик. Стоит пустяки, а сердцу девичьему милее станете.
Катя зарделась. Володя, чтобы скрыть смущение, стал неловко рыться в карманах, доставая деньги.
Перед входом в здание на Лубянке Володя постарался принять деловой, будничный вид.
В отделе, просматривая ворох свежих газет, сидел его сослуживец и друг Павел Устюжаев. Его смуглое лицо было, как всегда, серьезно и непроницаемо.
— Привет, Пашка, — поздоровался Корабельников.
— Здравствуй, Володя.
— Глеб Илларионович у себя?
— Нет, на коллегии.
Корабельников подошел к окну.