– Куда ты на праздник собрался? – недовольно пробурчал друг, в воскресенье коллектив собирался в лес отметить 23 февраля.
Но в воскресенье утром я был уже в Саратове и сразу позвонил Кате по телефону матери. Узнав, что я рядом, она попросила меня ни в коем случае не появляться у матери, договорились встретиться в нашем любимом кафе по-над Волгой, рядом с Преображенской церковью.
Когда я подходил к месту встречи, сердце моё защемило при виде церкви. Года два назад у нас с Катей, по вине её матери, была размолвка, она также уезжала в Саратов, но через месяц пришла полная отчаяния телеграмма, чтобы я немедленно приехал и забрал её. Оказалось, что Катя начала горевать, не есть, потеряла в весе восемь килограмм.
Я ринулся спасать жену, побросав всё, а, в первую очередь, премилую страстную женщину, которой я обзавёлся к тому времени.
Когда я увидел Катю, от её лица остались только глаза, ещё более огромные из-за худобы. Жалко её было неимоверно, она тут же в спальне – худющая, кожа, да кости, со слезами отдалась мне, нимало не стесняясь матери в соседней комнате, а матери она всегда боялась. Потом мы пошли гулять, пообедали в кафе. Катя смеялась, показывая на ладошке не совсем отмытый трёхзначный номер очереди за колбасой – в Саратове было голодно. Проходя мимо церкви, Катя стала серьёзной и взяла с меня слово, что в этом году мы здесь с ней обвенчаемся, чтобы никогда больше не разлучаться.
Потом венчание мы перенесли на год, потом… потом наступило сейчас.
Нынешнее свидание ничем не напоминало ту прошлую встречу истосковавшихся друг по другу сердец. Мы сидели в кафе и Катя рассказывала. Она сказала, как зовут этого офицера, что у него жена, двое детей, конечно, свела их Галка.
Она призналась, что сейчас беременна, от кого (меня или офицера) не уверена, но уже записалась на аборт, ей ничего не оставалось, как уехать, признаться мне в измене она боялась, мысленно она порвала с прежней жизнью: и со мной, и с офицером.
Ещё она открылась, что в поезде по дороге в Саратов она с кем-то познакомилась и переспала, но ничего из этого не вышло, как часто бывает в жизни. Слёзы текли у неё по щекам, совсем размазав тушь; я понял, что, не смотря ни на что, для меня нет женщины дороже – я готов простить ей всё, – и стал ей об этом долго и много говорить. Она тоже поняла это, но вздохнула об ином:
– Если бы мой последний мужчина говорил мне то же, что ты!
– Неужели между нами пропасть? Помнишь – два месяца подряд мы писали друг другу письма каждый день! Разве может уйти совсем наша любовь?
