Они замолчали, услышав радостные возгласы. На берегу озера образовалась толпа, состоящая исключительно из мужчин. Из этой пестрой сутолоки вязаных шапочек и картузов доносились низкие голоса; рядом, требуя пищи, лаяли собаки. И в этот момент наконец появился Тошан. Он остановился перед юной супругой, лицо его сияло от радости.
— Я выиграл! — улыбаясь, сказал он.
— Браво! — нежно отозвалась Эрмин, любуясь его белоснежной улыбкой. — И что ты намереваешься предпринять? Было бы лучше отложить эти деньги про запас.
— Ты о деньгах? Я их не взял! — объявил Тошан. — У этих бедняг есть дети, и их надо кормить. Времена сейчас тяжелые, да и этот проклятый кризис… Эрмин, я только хотел доказать, что мои собаки лучше. Я думал о своих предках, родителях и дедах моей матери Талы. Тем более что мой патрон не постеснялся сказать, что мне и так повезло, ведь моя жена — дочка богатой вдовы Шарлебуа.
Черные глаза Тошана, казалось, стали еще темнее. Было очевидно, что этот намек не пришелся ему по душе.
— Сейчас мы пойдем выпьем по стаканчику в таверне, — добавил он. — А потом вернемся на лесопилку. В будущую среду я приеду в Валь-Жальбер.
Тошан поцеловал жену в щеку, ласково погладил Шарлотту по подбородку и повернулся, чтобы уходить.
— И это все? — спросила Эрмин, наконец придя в себя от изумления, но он уже ушел. Горло молодой женщины словно сжало тисками тоски, она изо всех сил пыталась сдержать душившие ее рыдания. Эрмин ощущала себя отверженной, оставленной на произвол судьбы, словно сверток с покупкой, которая разонравилась своему владельцу.
«Почему он так со мной обращается? — спросила она себя. — Я понимаю, ему хочется поскорее вернуться к товарищам, но ведь я — его жена!»
Симон отвлек ее от полных разочарования мыслей. Он поднял до самых ушей воротник своей куртки и похлопал ее по плечу.
— Скажи, Мимин, ты сможешь вернуться домой с Хансом и Лорой? Тошан пригласил меня в таверну. Я никуда не тороплюсь.
Тихим, слегка дрожащим голосом она спросила:
— Ты хорошо укутал Шинука? Нельзя допустить, чтобы он простудился.
— Я умею обращаться с лошадью! — возмутился Симон. — Не дуйся, Мимин! До встречи!
На обратном пути в Валь-Жальбер все молчали. Уставшая за день Шарлотта дремала, но автомобиль трясло, и она просыпалась. Эрмин, которая устроилась на заднем сиденье, дала сыну грудь и созерцала окутанный синеватыми сумерками пейзаж, расцвеченный серебристым светом молодого месяца. Лора тоже была погружена в свои мысли. Ханс Цале насвистывал какую-то мелодию. В общем, каждый думал о своем.
