Мать наверняка отрепетировала упреки. Ее речь лилась, как церковная проповедь. Роза выглянула в иллюминатор проверить, как там девочки. Их футболки развевались на ветру, словно знамена на флагштоках. А Кьянти опять танцевала, развязно выгибаясь.
— Роза, ты куда-то пропала, — сказала Одри.
— Нет-нет, я тебя слушаю.
— Я ведь не могу долго говорить. В больнице не разрешают пользоваться мобильниками.
— Когда это случилось, мама?
— Подробности при встрече… Первый удар случился в суде. Второй здесь примерно в половине одиннадцатого.
— Что говорят врачи?
— А что они могут сказать? Говорят, он серьезно болен.
— Я скоро освобожусь, — сказала Роза. — Отвезу девочек в Центр и потом сразу поеду в больницу.
— Премного благодарна, — съязвила Одри. — Но можешь особо не торопиться…
— Мама…
— Ему нужен покой, так что, будь добра, не устраивай сцен, когда доберешься сюда.
— С чего ты взяла, что я устрою сцену? — возмутилась Роза. Но мать уже отключила телефон.
Когда спустя два часа Роза приехала в больницу, Ленни болтался в коридоре.
— Папу обследуют, — доложил он. — Мы побыли с ним немного, но потом его опять увезли.
Роза пристально изучала физиономию брата:
— Ты ведь не под кайфом?
— Нет, что ты.
— То есть — да. Где мама?
Ленни повел ее в комнату для посетителей, где находились Одри и Карла. Одри тоскливо пялилась в стену, напоминая маленькую девочку, которая потерялась в парке аттракционов и теперь ждет, когда родители заберут ее из офиса администрации.
— Привет, мама, — сказала Роза.
Одри мгновенно посуровела:
— О, наконец-то она с нами.
— Есть новости? — обратилась Роза к сестре. Карла, больничный социальный работник, могла лучше других вникнуть и разобраться в том, что говорят врачи.
— Ему сделали сканирование, — сообщила Карла. — И оно показало, что в обоих полушариях мозга наблюдается активность, и это очень обнадеживает. Конечно, поражения имеются, но пока, насколько они могут судить, затронута только двигательная зона, а значит, речь не утрачена…
— Да они сами не понимают, что говорят, — взорвалась Одри. — Все они тут кретины, поэтому и работают в этой дыре, а не в нормальной больнице на Манхэттене.
Вынув из кармана истрепанный бумажный платок, Карла вытерла слезы.
— Не реви, Карла, умоляю, — попросила Одри, и все затихли. — Они здесь даже не знают, кто такой Джоел, — после паузы добавила она. — А лечить его доверили какой-то соплячке.
— К женскому сословию она, конечно, не принадлежит, — улыбнулась Роза. Она развлекалась тем, что вела счет антифеминистским высказываниям Одри, и воображала, как однажды соберет их все в книгу и подарит матери на Рождество.
