– Можно, можно сказать не обинуясь, хотя и несколько априорно, что Писарев был членом первого женского печатного органа, чем и лил воду на мельницу просвещения.
Экзаменатор, приглашенный из Питера опальный профессор, уличенный в Северной Пальмире в эпистолярных сношениях с зарубежьем, был в Тарту, в благодарность, осторожен в выражениях; но Степанов был осторожен вдвойне, и только когда «скорая» увозила его, он выкрикнул на весь город:
– Между поэзией и прозой нет непреодолимой Китайской стены!
Надя Розмарин все действие простояла безмолвно, плоской тенью, скудной щепочкой застряв в толпе, и сошла с ума только через два года, будучи учительницей средней школы. Она попыталась задушить пионера его же пионерским галстуком, для надежности приперев мальчика к стенке острым деревянным коленом. Говорили, что в истории этой была особая политическая подоплека, но Надя молчала и пользовалась любовью всего персонала психушки за чрезвычайную послушность и аккуратность. Она слюнила палец и собирала на него мельчайшие крошки съестного, прилипшее слизывала и начинала все сызнова. Требовалась в этом деле особая тщательность, малейшую оплошность могли заметить голуби и заклевать Надю.
Питерский профессор осмелел, на зачетах он выстукивал костяшками пальцев по столу, как по диким, неприрученным клавишам: та-та-та, та-та-та, та-та-та, та-та-та, туч-ки не-бес-ные веч-ны-е стран-ни-ки; глаза его круглились, он забывался, захлебывался в звуках.
– Дактиль! – отвечал звонко студент и был отпускаем с миром.
Больше того, подающему надежды аспиранту Игорю Чернову поручили вести введение в структуральную поэтику. Свежей походкой, с хорошим утренним лицом, в котором все было соразмерно и удобно, Игорь Чернов вошел в нашу аудиторию и распластал на доске систему координат. По правую и левую стороны оси абсцисс он выписал соответственно мужские и женские признаки: «Я помню» – мужская сторона, «явилась ты» – женская; сверху и снизу оси ординат поместил соответственно плюсовую и минусовую атрибутику: «чудное мгновенье», «милые черты» – к плюсу, тогда как «во мраке заточенья» и «без божества» – к минусу. Сомнительным было лишь «мимолетное виденье» ввиду актуализированной краткости существования, но и его пока зачислили в плюсовые.
Работа спорилась. На дом задали самостоятельно разложить «Пророка».
В метрополии заворочались. Раздался раздраженный кашель, и в специальном журнале кто-то рявкнул: «Доколе?!».
