Причина, по которой я боялся… да, гриски меня подери, именно боялся князя Церы. Способность расчленять души. Неважно, что он сможет отобрать в нашем поединке воля на волю — мечты и страхи, память о скучном дне, прожитом пару сотен лет назад или нелюбовь к ризотто. Я все в себе одинаково ценю, и ни с чем не намерен расставаться.
Неважно даже, насколько сильно я смогу покалечить его в ответ.
— Погоди! Это глупо. Может, договоримся?
Ответом во тьме зажегся синий огонек. Тьма надвинулась, мир сделал сальто, и я понял, что это не полусфера, но яма. Бесконечно глубокая пропасть, полная жидкого обсидиана. Она раскрывалась, распахивалась медленно, но неотвратимо, и я падал вниз, на самое дно, навстречу ощерившемуся шипами голубого света нечту.
Кажется, я кричал.
Это было страшно. Страшно от невозможности сделать хоть что-то, как в дурном, вязком сне, когда остается только наблюдать свой полный беспомощной жути полет.
А на дне ожидало чудовище. Гекатонхейр. Предначальный великан, сторукий, стоглазый, с ножами, щипцами, крючьями, иглами, кнутами и шипами. Справа и слева вставали осклизлые стены его обиталища, синим светом истекали куски льда в жаровне, а великан правил на оселке ланцет, готовясь извлечь из моей души что-то значимое.
Здесь я тоже был привязан. И мог только растерянно наблюдать за его работой. Совсем как несколько веков назад, когда жрец зачитывал слова ритуала Отречения, а семилетний мальчишка у алтаря с ужасом ощущал, как у ног ложится трещина, навсегда разделяя жизнь на “до” и “после”…
В трещине, разверзшейся в пропасть, прятались жадные по чужую душу бесплотные твари, но тогда я этого еще не знал. Просто чувствовал — происходит что-то очень-очень скверное. Непоправимое.
Но я выиграл тот бой!
И я давно не ребенок.
Все вокруг — сон, морок, сумма наших с Севрусом представлений о реальности. Мои руки не связаны. У меня и рук-то здесь нет.
Путы внутри, не извне.
Я воззвал к своей силе, и она откликнулась. Навстречу сторукому монстру за моей спиной поднялась багряная стена в прожилках шафрана и охры. Вспыхнули и стали ничем веревки. Иллюзия вокруг дрожала, обугливалась и скручивалась, воздух разлетался белыми хлопьями пепла. Я встал, ощущая, как губы кривит злая усмешка. Жидкое пламя окутало меня подобно плащу. Огонь стекал по рукам, разбивался о землю обжигающими каплями.
Противник зашипел подобно змее, ощетинился сотней мечей, секир и пик и пошел в атаку.
“Фас!” — скомандовал я.
