Рокоссовский. Терновый венец славы | страница 37



— Как ядовитый? Тогда почему он такой красивый?

— Не все, доченька, с виду привлекательное является по-настоящему красивым и полезным, — наклонился к дочери отец.

— А что будет, если его съесть?

— Его ни в коем случае нельзя есть, человек сразу может умереть, — пояснил Рокоссовский.

— Я не хочу умирать, — задумавшись, произнесла Ада.

— Оставь этот гриб в покое.

— А почему человек умирает? — Девочка остановилась и посмотрела сначала на мать, потом на отца.

— Человек живет, живет, и к нему постепенно подкрадывается старость, — пояснил Рокоссовский. — Потом человек все больше и больше дряхлеет и умирает. Так заведено в природе.

— А почему так заведено в природе?

— Так устроена жизнь. У каждого начала есть свой конец.

— Я никогда не умру! — надула губки Ада, капризно присев на пенек. — Я не хочу умирать! Не хочу!

— Хорошо, хорошо, доченька, — вмешалась мать, стараясь увести разговор от этой щекотливой темы. — Раз ты не хочешь умирать, значит, будешь жить вечно.

Вскоре они расположились под вековым разлапистым дубом. Юлия Петровна постелила на зеленую траву скатерку, разложила съестные припасы. Они просидели некоторое время за «столом», потом еще долго бродили по лесу, собирая ягоды.

Солнце уже висело над лесом, когда Рокоссовские подходили к своему дому. Ровным желто-красным сиянием ложилась на землю тихая задумчивость летнего вечера. Они решили передохнуть и молча присели на скамейку. В постоянном движении была лишь Ада. Она забегала в дом, возвращалась и приносила то конфеты, то яблоки, то груши.

— Папуля, мамочка, ну съешьте еще по одной, — упрашивала она родителей.

— Спасибо, доченька, — улыбался Рокоссовский и гладил ее по головке.

— Ну, посиди ты, егоза, целый день не находишь себе места, — говорила мать. — Удивляюсь, сколько же в тебе энергии?

Ада пожала плечиками и опустила глаза.

— Очень много.

Рокоссовский рассмеялся, взял на руки дочку и вошел в дом.

Не один раз Рокоссовские, оставив у соседей Аду, посещали Белорусский драматический театр, где часто шли пьесы Янки Купалы и Кондрата Крапивы. Им нравился мягкий, нежный и певучий белорусский язык. Однажды на одном из спектаклей Юлия Петровна уловила реплику актера: «Як ты свинню ня клич, яе завседы выдасть лыч». Она повторила ее несколько раз и попросила мужа перевести ее на русский язык.

— Как ты свинью ни назови, ее всегда выдает рыло.

Жена разразилась таким хохотом, что Рокоссовскому пришлось ее успокаивать.

— Костя, как ты умудряешься с ходу переводить? — спрашивала она.