Профессор не предал интересов совхоза. Автор сам говорит, что апатиты при нынешнем состоянии науки нельзя было использовать, что они могли бы быть использованы лишь когда-нибудь в будущем. И совершенно немыслимо, чтобы вокруг профессора могло создаться этакое враждебное кольцо. Скорее всего было бы наоборот: помощники профессора содействовали бы ему, администрация и общественность совхоза и пароходства оказали бы ему посильную помощь, широкая общественность рабочих и ученых приветствовала бы его научное открытие, а правительство, по всей вероятности, оценило бы его заслугу. Если же кто-нибудь вел бы себя по отношению к профессору так, как предписывает Никитин, он, безусловно, встретил бы резкий отпор.
Ибо, прежде всего, «нынешний рабочий, наш советский рабочий, хочет жить с покрытием всех своих материальных и культурных потребностей и в смысле продовольственного снабжения, и в смысле жилищ, и в смысле обеспечения культурных и всяких иных потребностей». Ему нужны не только хлеб и железо, — ему нужны и физкультура, и театр, и музыка, и музеи, и научные открытия, даже и такие, которые нельзя использовать для удобрения. Попытки обкорнать культурные потребности пролетариата — глубоко вредны.
Во-вторых, нам очень дорог тот авторитет, каким Советский Союз пользуется среди мирового пролетариата. А этот авторитет, между прочим, базируется и на достижениях советской науки. Следовательно, мы должны способствовать ее дальнейшему развитию во всех областях, а не откладывать некоторые из них до будущих исторических эпох, когда закончится борьба за хлеб и железо.
В-третьих, палеонтология дала ценнейший материал для теории Дарвина. А ведь теория Дарвина служит мощным базисом пропаганды материализма. Вероятно, и для Никитина несомненно, что марксизм является мощным орудием пролетариата в борьбе с капитализмом.
Кроме того, палеонтология имеет и большое практическое значение. И в этом нет ничего неожиданного. Самые, казалось бы, «абстрактные» дисциплины могут дать ценнейшие практические выводы.
Никитин ополчается не только против палеонтологии. Он считает, что для практического работника знания, не относящиеся к его специальности, являются лишним грузом.
Вот мысли «положительного» персонажа повести — ассистентки профессора Нины, устами которой говорит сам автор:
«Она подумала о том, что директор, пожалуй, ничего не знает ни о Руссо, ни о Катоне Старшем и что его знания проникнуты узким практицизмом… Катон Старший и Руссо! Директор зерносовхоза не может позволить себе роскоши знать, что они говорили по тому или иному поводу. Да, он не может этого знать, потому что все внимание поглощено делами зерносовхоза. В конце концов, он только рычаг очень большой и очень сложной машины. Рычаг этот освобожден от всяких „украшений“, потому что украшения отяжелили бы его и замедлили бег».
