Ирина колебалась.
– А что вы подразумеваете под таким празднованием?
– Ну, например, поход в небольшой уютный ресторанчик. Выпьем хорошего вина, послушаем музыку. Может быть, потанцуем…
– И это вся программа? – в ее глазах блеснули чертики.
– Это программа минимум, – немедленно откликнулся Черкасов.
– А что, существует еще и программа максимум? – она явно провоцировала собеседника.
– А как же, Ирина Станиславовна! Я же маркетолог, я же просчитываю каждый свой шаг, взвешиваю каждое слово, оцениваю с точки зрения будущего результата. Или вы считаете меня плохим маркетологом?
– О нет, Вадим Николаевич, в ваших профессиональных качествах я не сомневаюсь. Так вы не ответили: что там насчет программы максимум?
– Вам непременно хочется знать? Ну что ж, Ирина Станиславовна, извольте. Сегодня мы поужинаем в ресторане. Я отвезу вас домой на такси, доведу до квартиры – уж больно у вас парадное ненадежное. Вы откроете двери и будете стоять на пороге, не зная, пригласить ли меня или же я возьму инициативу в свои руки. Инициативу я возьму: я нежно поцелую вас в губы, пожелаю спокойной ночи и уйду, как ушел в первый раз. Тем самым заставлю вас волноваться, сомневаться: хочет ли он меня или нет? Если да, то почему он ушел? Если нет – ради чего он все это затевал? Этого достаточно?
Столь наглой откровенности Ирина не ожидала. Внутри закипело возмущение: да что он себе позволяет, этот мальчишка?!
– Ну, если это вся ваша программа-максимум, то, пожалуй, достаточно.
– Обижаете, Ирина Станиславовна! Я изложил только программу-минимум. Желаете ли услышать продолжение?
– А вы не боитесь, Вадим Николаевич, что, узнав ваши планы, я не позволю им осуществиться. Что я спутаю вам карты…
– Не боюсь, я парень настойчивый и привык добиваться поставленной цели любыми путями, любой ценой. Так вам интересно продолжение?
Ирина смотрела на дерзкого подчиненного снизу вверх, и не могла скрыть некоторой опаски в глазах. Как, ну как так получилось, что этот наглый мальчишка буквально парой-тройкой слов умеет заставить ее так волноваться. И почему он рассказывает ей, что собирается сделать? Какие цели преследует? Впрочем, какие могут быть цели, кроме одной-единственной, можно сказать, вечной. Но если это та самая извечная цель, то почему все так сложно. Зачем он строит такие лабиринты, такие запутанные ходы, ведь можно сделать все намного проще и быстрее. А еще в ее душе вдруг заворочался противный червячок не то страха, не то сомнения. Даже нет, не страха, не сомнения, это было словно бы откровение: а мальчик-то непрост, ох как непрост! Пожалуй, такой способен если не на все, то на очень-очень многое.
