Языки она выучила — свободно говорила на французском, хуже — на немецком, в какой-то мере знала по-итальянски и по-английски. И отменно преуспела в танцах — здесь почти до конца жизни ей не было равных. Особенно любила она одеваться в мужские костюмы, которые так шли к её фигуре и лицу. Но не менее прелестно, особенно в молодые годы, она выглядела, к примеру, в одеянии итальянской рыбачки: в бархатном лифе, красной коротенькой юбке, с маленькой шапочкой на голове и парой крыльев за плечами.
В этом костюме она особенно нравилась отцу. И когда ей только что исполнилось пятнадцать лет, он попросил её появиться на бале именно этой итальянской рыбачкой. Она оказалась в центре залы, вызывая восхищение собравшихся, и отец поздравил её с совершеннолетием и тут же, на глазах присутствующих, срезал ножницами декоративные крылья чистого и непорочного ангела. Она превратилась в женщину.
Да, отец хотел видеть её взрослым, свершившимся созданием. Но она и потом долго не могла им стать, даже став женщиной в полном смысле этого слова. С детства она не любила читать и, в отличие от отца, чему-либо серьёзно учиться. Уже став взрослой, книжным знаниям она предпочитала досужие россказни и сплетни всяческих приживалок и кумушек, которыми страсть как любила себя окружать.
Школу, по сути дела, ей с младости заменяла девичья, где она набиралась ума-разума, постигая вместе с простонародными премудростями жизни в то же самое время — и подлинную народную мудрость вместе с поэтическим строем русской души. С простыми деревенскими девушками она водила хороводы и пела их песни, а подчас и сама сочиняла слова к полюбившимся мелодиям.
Простота обращения с людьми, даже самого низкого, как тогда говорилось, подлого происхождения передалась ей, конечно, от её родителей. Таким уж был быт, окружавший семью первого российского императора, где первыми словами, которые она стала произносить, были «тятя», «мамка», «солдат»... И дворец императорский скорее напоминал какую-нибудь избу или казарму, где пахло дёгтем, смазными сапогами, крепким табаком и портянками. Потому, став уже взрослой, она одинаково запросто чувствовала себя в девичьей и казарме, где участвовала в свадебных торжествах, сама убирала к венцу дворовых девушек, крестила солдатских детей.
И при всём при этом — галантный французский разговор с какими-нибудь иностранными послами, когда приглашалась, к примеру, во дворец кузины — императрицы Анны Иоанновны, и искренний восторг от спектаклей итальянской труппы.
