В один из таких тёплых душных июньских дней Григорий Ефимович Распутин, известный сибирский старец, недавно поселившийся в большом доме на Гороховой улице, отправился на ипподром смотреть конные скачки.
Скачками он никогда не увлекался, лошадьми тоже, а по части азарта, считал, есть другие, более достойные увлечения, конского пота не переносил, запаха свежих дымящихся яблок, вываливающихся из-под хвостов прямо на песок дорожек, — тем более, но на ипподром пошёл охотно, ибо пригласила его туда госпожа Лебедева, двадцатипятилетняя жена статского советника, специализирующегося по горнорудному промыслу, женщина редкостной красоты, при виде которой у старца начинала кружиться голова, а на жёстком темнокожем лице возникало рассеянно-восхищённое выражение, сжим крепкого рта расслаблялся, а глаза — голубовато-светлые, загадочные, с внутренними свечечками, застывшими в зрачках, — эти свечечки горели то сильнее, то слабее, но никогда не угасали, и этот таинственный огонь притягивал к Распутину людей, не было у него знакомых, которые не отметили бы свечечек, словно бы Богом зажжённых в глазах Распутина, — становились яркими и томными.
Был он одет в красную шёлковую рубаху, перепоясанную тонким кожаным ремешком, украшенным мелкой серебряной насечкой, — этот ремешок, сделанный татарским умельцем, Распутин приобрёл в мае в Крыму, но носил его редко, — в чёрные, хорошо сшитые штаны, заправленные в лакированные, на воинский лад подпирающие самое колено сапоги. Тёмные, без единой седой прядки волосы были расчёсаны посредине на пробор, руки Григорий Ефимович часто запускал в бороду, выколупывал оттуда что-то, подносил к ноздрям, нюхал, иногда бросал в рот крошку, жевал.
Был он настроен мрачно, но с дамой говорил мягко, стараясь подбирать «деликатные» слова.
— Что с вами, Григорий Ефимович? — участливым тоном спросила Лебедева. — Вы вроде бы сам не свой? Случилось что-нибудь?
— Нет, не случилось, — Распутин наклонил голову, посмотрел себе под ноги. Пол между ипподромными скамейками, покрытыми свежим рыжеватым лаком, был тщательно подметён и обрызган душистой водой: сегодня на ипподроме ожидали знатных гостей. Сам Распутин тоже принадлежал к числу знатных — к нему уже дважды прибегал служка от хозяина, спрашивал, не надо ли чего? Распутин с хмыканьем отсылал его обратно — ничего ему было не надо. И Зинаиде Сергеевне Лебедевой тоже ничего не надо было. Служка убегал огорчённый. — О германце думаю, — пояснил Распутин.
