— Ты откель взялся, холера в бога мать! — Савва смотрел на вынырнувшего из кромешной тьмы Тишу недоуменным взглядом.
— А я эта, как его…
— Говори, «как его»…
— Я из дома сбежал, дядь монах!
Савва грозно вскинул бровь и замахнулся для хорошей оплеухи, но решил еще спросить:
— Как же ты мать с больным отцом бросил, недоделок штопаный?
— Помер батя! Вот как ты ушел тогда, так на третий день и помер. Проклятый пан Войцеховский! Я так мамке-то и сказал: найти мне его надобно, за батю поплатиться!
— А мамка что ж, пустила?
— Не-е. Кричала шибко. Но я все одно удрал. Нету мне места в батином доме, понимаешь, дядь монах?
— Стараюсь!
Савва хорошо понимал подростка. Мстить нельзя — Христос не велит, но как жить на земле, ежели такие ироды по ней шастают? Когда ты весь изнутри пылаешь от гнева праведного, от разгоревшегося пламени, переданного и завещанного тебе предками?
— Дядь монах?..
— Зови Саввой. Да не шибко ори тут!
— А… Савва. А ты че здесь-то стоишь? Знобко тут!
Тиша нашел монаха возле острога, из зарешеченных окон которого раздавались приглушенные стоны.
— Да вот стою, запоминаю и полнюсь болью человечьей! А ты че дале-то мыслишь?
Неожиданно из подвала донесся нечеловеческий, душераздирающий крик, у Тиши сердце аж до макушки подпрыгнуло.
— Не знаю, — ответил отрок. — Тебя вот искал.
— Меня-то зачем?
— Да вот подумал: непростая у тебя палка-то, посох твой? Ты, вин, ей хорошо мутузишься.
— Шел бы ты, Тишка. И лучше всего домой, к мамке.
— Не-е. Я тут постою.
— А тут чего?
— А вот тоже буду запоминать и полниться болью человечьей.
— Ишь каков! — хмыкнул Савва. — Ну стой, коли так!
Монах, прищурившись, скосил взгляд на Тишу.
— Запоминать он будет!
Блез Зиновитский, лучший дознаватель тайной королевской канцелярии, прибыл в Смоленск в конце лета, чтобы помочь местной администрации справиться с волнениями из-за приближения московского войска. Это была неизвестно какая по счету подобная командировка пана Зиновитского. Пан считался непревзойденным специалистом. Ему доверяли самые беспокойные воеводства Речи Посполитой. Там, где появлялся Зиновитский, начинали вращаться жернова смерти: вспыхивали костры на площадях, скрипели вдоль дорог виселицы, стучали о плаху топоры палачей. Пана боялись даже те, кому его присылали в помощь.
Когда черный экипаж Зиновитского, сопровождаемый телегами с прислугой и помощниками, въехал через западные ворота в Смоленск, кичливые, разжиревшие городские вороны — и те разом куда-то подевались.
