Крупный чёрный бык бежал с вершины горы Аркаим. Его гладкая, без единого пятнышка шерсть лоснилась в лунном свете. Вот он достиг городища, влетел в юго-западные ворота, понёсся вдоль внутреннего вала. Гуннские воины почтительно расступались перед ним: сам великий шаман Эрлика спешит на помощь их предводителю! Да и попробовал бы кто остановить несущегося ураганом зверя... Оборачиваясь, маг Чжу умел не давать зверю воли над собой. Но сейчас он с удовольствием чувствовал себя быком — могучим, яростным, готовым всё сокрушить на своём пути. И немного — человеком: спокойным, мудрым, расчётливым. Именно этот человек, засев в толстолобом бычьем черепе, управлял сейчас мощным, неодолимым телом зверя. Человек-бык был так уверен в своей силе, что, пробегая через городище, не обратил внимания на воина в медвежьей шкуре поверх панциря с серебряными драконами. Воин медленно вставал, опираясь на секиру.
Беловолосый выкрикивал свой вызов по-тохарски, и в восточной части городища его поняли лишь Ардагаст, Ларишка и кушаны. Тохарка решительно произнесла:
— Если воины Лунг-отыра не выстояли, то из всех нас сразиться с ним могу лишь я. — И тихо добавила: — А если я... не справлюсь, отступайте с городища и выманите в степь его и гуннов. Только тогда и сражайтесь, слышишь, Ардагаст!
Тут из-за валов донёсся бычий рёв. Карабуга или сам Чёрный Бык — Махиша?
— Городище отдавать им нельзя. Неизвестно, какие мерзкие обряды они успеют совершить до восхода, — сказал Ардагаст.
— Значит, остаётся одно: мне — победить Злого Царя, а вам, мужчинам, — не мешать мне, — усмехнулась Ларишка и погнала коня к проходу во внутреннем валу.
Манжары, кушаны и росы поскакали следом и так спешили, что в узком проходе между поперечным и внутренним валами устроили давку. Ардагаст с трудом навёл порядок. Когда же он первым влетел в ворота внутреннего города, то увидел такое, что едва не забыл о мировых силах и о своём месте в их схватке. Ларишка лежала на земле недалеко от священного круга. Её ноги были придавлены телами двух упавших друг на друга коней. А над ней стоял на своей колеснице царь тохар с занесённым для удара пылающим копьём.
— Воин Солнца! Ты не отстоишь Аркаима. Это моя ночь, ночь Лунного Царя! Я убью твою женщину и твоих воинов, недостойных зваться тохарами.
Лицо живого мертвеца, такое же бледное, как озарявшая его луна, светилось жестокой радостью убийцы. Ещё миг — и росич бросился бы на помощь жене. Его остановил отчаянный, пронзительный крик Ларишки:
