— Прасковья Петровна!.. Паша!.. Я это… Бумагу на столе забыл… Пусти, Паша.
И тут же в сенях он схватил Пашку за руку и, как прежде, сбивчиво и бестолково зашептал:
— Я, Паша, не слушаю Дуньку… Никого не слушаю… Ну, пусть маленький в Славку будет, пусть… мне наплевать… Я все программы читал… не имею никаких предрассудков. Пойдем, Паша. Какая жизнь будет! Я — в сельсовете, ты — в колхозе. Эх, Паша!..
— Да пусти, леший!.. Застудишь меня! — Пашка вытолкала Григория из сеней.
Григорий не искал больше тропку. Он лез сугробами. Добравшись до первых бревен, он сел и принялся выбивать из валенок снег.
Пашке не спалось. Приход Григория все перепутал. И слова Дуньки не давали покоя. А главное — мечты, сладкие, душистые, как роса с цветов по утрам.
Вот лето. Луг. Они убирают со Славкой сено. А маленький Ромка лежит на копне, как в люльке, пускает пузыри и сучит тугими, точно перетянутыми ниточками, ножонками.
Кричит сын, требует грудь, и Пашка идет к нему степенно, важно, хотя Славка и торопит ее.
«Пусть его, пусть, — думает она о сыне. — От крика крепче будет… Пусть!»
А кругом шум, споры. Говорят, что в артели будет не так уж все хорошо и ладно, — люди соберутся разные, каждый начнет тянуть в свою сторону.
У нее же свой мир и счастье: сын, Славка, копны сена, своя метка на сене — лоза ольховника с тремя зарубками.
Перед родами, как перед праздником, Пашка принарядила свой дом. Протерла стекла, сняла с углов паутину, зеленое пятнистое зеркало обвила бумажными цветами, в уголок зеркала вставила фотографию Славки.
Одно тревожило Пашу: от Славки давно уже не было писем, хотя она ему писала часто и подробно.
— Что там письма! — говорила Анисья. — Ради такого случая пора бы молодому Крякунову и самому приехать…
— Страда у него сейчас… экзамены. Но он приедет, приедет… — успокаивала Пашка себя и мать.
Анисья с грустью смотрела на дочь и как-то раз, когда Григорий зашел в избу к Пашке, попросила его:
— Удружи, Гриша, кликни Славку из города!
Григорий без шапки, на цыпочках, подошел к пологу, за которым лежала Пашка, и, склонясь, страдальчески шепнул:
— Прасковья Петровна!.. Паша!.. А может, не надо Славку? С убеждением в душе говорю: наши комсомольцы все для вас сделают. Акушерку вам привезем…
За пологом болезненно вскрикнули.
Григорий ушел, запряг колхозную лошадь и погнал в район. На телеграфе растолкал локтями очередь, пролез к окошку и, взяв бланк, написал:
«Посевная срочная! Крякунову. Поиграл с девкой, изволь приезжать. Пашка человека рожает».
