Счастье | страница 10



— Нет, со станции. Отца видел, на суде встретились. Ну, Паша… — он торжественно поднял руку, — суд за нас, раздел утвердили. Завтра будем делиться.

— Делиться? — изумленно переспросила Пашка. — А зачем? Ой, ой!.. Ты еще Ромочку не видел… Пойдем скорей, — и она, схватив Славку за руку, потянула к люльке.


Опять ребятишки бежали по селу и кричали:

— Крякуновы делятся!

У крякуновского пятистенка толпился народ. Талый снег был размешан в кисель. Веселые ручейки крались в подворотню. Крыльцо и сени запятнали мокрыми следами, мазками глины. По двору, по амбарам и клетушкам ходил Григорий с портфелем. Славка с фонарем, Никодим без шапки, в худых опорках, и двое понятых.

Славка жаднел. Он требовал всего: зерна, сена, сбруи, скота, посуды. Он торговался, как цыган, хватался за счеты, ругался с отцом.

Василиса, закутанная в шаль, ходила следом и охала:

— Перед богом, Славочка, постыдись!.. Стариков пожалей! Я женщина сырая, к работе неспособная…

— Пусть его грабит, пусть дом разрывает! Кот! Зверь! — исступленно кричал Никодим. — Яблони-то в саду забыл… Сто корней имею. Руби каждую пополам, волоки свою долю.

— Ну нет, папаша! Яблочки уж ты сам кушай, а мне медок выдели, пчелок.

Даже Григорий урезонивал молодого Крякунова:

— Надобно брать в соответствии. У папаши четыре души, а у тебя три.

Дочери Никодима провожали добро с громким ревом.

Когда Славка выводил из хлева телку, Никодим выскочил из сеней и принялся кнутом стегать ее по ляжкам. Телка взбрыкнула, вырвалась и помчалась по улице.

Добро перевозили на санях. Кадки, ведра, мешки, кули окружили Пашкин дом.

Вещи были назойливы, требовали места, умелых рук хозяйки. Пашка расставляла их по своим местам. Кринки, как грибы, заняли омшаник, посуда, сияя белизной, легла на полках, лари с зерном и мукой встали в сенях.

Но поток вещей рос. Теперь вещи привозили ночью. Славка будил Пашку и звал разгружать подводы. Они таскали тяжелые мешки, волочили сундуки. Вещи занимали все углы и закутки: на чердаке, в сенях, во дворе. Пашку начинало смущать это ночное переселение вещей. Она спрашивала:

— Слава, это все наша доля? И такая большая?

— Наша, наша! — торопливо бросал Славка.

— А знаешь, Слава, хоть и наша доля, а все-таки чужое добро. Зачем нам столько? Пожили бы — свое заимели…

— Ладно, ладно… Потом поговорим. Поторапливайся, уже светает.

Славка стал озабоченным, беспокойным; днями куда-то уходил, вечером возвращался хмурый, быстро ужинал и ложился. Пашка подносила ему Ромку, а он уже спал. Поговорить так и не удавалось.