Я отложил последнее литерное дело и взялся за разработку вопросов «Бразильцу». Закончил их составление я около часа ночи. Закрыв бумаги в сейф, пошел домой, благо вся советская колония жила в Карлхорсте компактно и до дома было не более полукилометра.
Жена уже спала, я разогрел чай, сделал себе бутерброды и поужинал. Потом, подумав, сделал бутерброд на завтра. Захвачу его на работу. Завтракать мне не придется, потому что в семь нужно будет явиться на службу и ознакомить с вопросником Ефимова.
Спутник Фарука о чем-то спросил гражданского. Тот вежливо ответил.
Они перебросились еще несколькими фразами, и гражданский обратился к Фаруку. Тот, выслушав его, кивнул головой и сказал Расиму:
— Пойдем со мной.
Они вышли из кабинета и уселись на стулья в коридоре.
— Как спалось? — спросил Фарук.
— Нормально, — ответил Расим. — Как может спаться в тюрьме?
— А чего такой смурной?
— А ты бы на моем месте веселился бы?
— Не знаю… Это мой земляк, — сказал Фарук. — Он большой босс в Каморкане, но учился в Турции и у него здесь немало друзей. Зовут его Эрдемир.
Тут дверь кабинета отворилась, и показался Эрдемир. Он что-то отрывисто произнес Фаруку и пошел прочь от кабинета.
— Все нормально, — сказал Фарук. — Тебя сейчас допросят, а потом мы поедем в отель.
Они вошли в кабинет, и гражданский (как оказалось, это был следователь) стал спрашивать Расима о том, кто он такой и как попал в Турцию. Затем вопросы стали касаться фальшивых долларов. Следователь спросил, где их покупал Расим, имел ли он когда-нибудь дело с местной полицией города Минска (следователь произносил это название как Мэнск). Говорил следователь по-турецки, а на русский язык его вопросы переводил Фарук.
— Где вы учились?
— Это так важно? — удивился Расим.
— Не я задаю вопросы, — пояснил Фарук, и тут же любезно улыбнулся гражданскому. — Ты же должен понимать, что они пытаются установить картину.
— Картину чего?
— Картину преступления.
— Какое отношение к этому имеет моя учеба?
— Ты что действительно не понимаешь? Если ты скажешь, что окончил технический или химический вуз, то у них больше оснований подозревать тебя в фальшивомонетничестве.
Следователь, недовольный долгим разговором подозреваемого и переводчика на русском языке, что-то недовольно сказал Фаруку по-турецки. Допрос продолжился. И чем дольше он продолжался, тем больше казалось Расиму, что вопросы следователя не имеют никакого отношения к вопросам, которые обычно задают или должны задавать фальшивомонетчикам.
