— Я изучала машинопись, — пояснила она, заметив мое удивление. — Помогала покойному мужу чем могла. Я делала для него все.
Мы подписали свои экземпляры, и меня наконец отпустили на пляж. Последнее, что я видел, была миссис Виринг, решительно шагавшая к стойке, где в полной боевой готовности уже был лед, виски и бокалы.
Все остальные собрались на берегу.
Солнце сияло ослепительно, день выдался великолепным, а с моря дул довольно свежий ветерок, приносивший прохладу.
Я с интересом оглядел гостей: всегда интересно посмотреть на людей, которых знаешь только одетыми, когда они без одежды или когда на них надето достаточно мало.
У Элли и миссис Брекстон были хорошие фигуры. Особенно у Элли; она выглядела именно так, как это получилось вчера вечером, когда я ее мысленно раздел… Единственным недостатком можно было счесть чуть коротковатые ноги; во всем остальном она выглядела очень симпатично, куда более привлекательно в смелом купальном костюме, чем в своем обычном скучном платье. Она лежала на одеяле рядом с братом, оказавшимся весьма недурно сложенным мужчиной.
Миссис Брекстон сидела на краю яркого индейского одеяла, в центре которого под смешным зонтиком обливалась потом в своих одеяниях мисс Ланг. Брекстон, оказавшийся более дородным, чем я думал, неуклюже пытался сделать стойку на руках, чтобы показать, что чувствует себя молодцом, хотя я бы так не сказал.
Мисс Ланг меня окликнула.
— Устраивайтесь здесь! — она похлопала по одеялу возле себя.
— Спасибо, — сказал я, — не хочу, чтобы вам было слишком тесно.
Скрестив ноги, я опустился на песок между ее одеялом и Клейпулами, устроившись на расстоянии доброго метра от ее шаловливых пальчиков.
— Боже мой, мне никогда не приходилось видеть так атлетически сложенного мужчину!
Я заметил, как она быстро осмотрела меня из-под своих шутовских темных очков.
Брекстон упал лицом вниз. Выплевывая песок, он оправдывался:
— Камень попался под руку… Чертовски острая штука.
Он пытался сделать вид, что повредил руку, и мы с Элли, улыбнувшись, понимающе переглянулись.
— Мы все уже не так молоды, как бывало, — брат ее рассмеялся и оперся на локоть. — Вы с каждым днем все больше походите на Пикассо.
— Чертов халтурщик! — раздраженно буркнул художник, стряхивая песок с лица. — Девять десятых того, что он написал, я мог бы сделать лучше… Да и любой — не хуже.
— А оставшуюся десятую часть?
— Ну, видите ли… — Он пожал плечами.
Я уже понял, что Брекстон, как большинство художников, ненавидел всех остальных живущих собратьев, особенно больших мастеров. От прочих он отличался только тем, что был более искренним и более самонадеянным.
