— Ты думаешь, это грех?
— М-м, э-э… — Я ничего не соображала. — Нет. Да. Я… не… знаю.
Все слова куда-то подевались.
Он поцеловал меня еще раз, в губы, и говорить было просто нечем, и тогда я горячо ответила на поцелуй. Пока мы оба пытались перевести дух, он пробормотал:
— В моей религии это точно грех. Но у нас есть обычай, мут’а[68].
— Как это? — На самом деле я уже ничего не понимала.
Он прервался на миг, чтобы поцеловать мою шею, и теперь я окончательно утратила способность сосредоточиться на том, что он говорит.
— Временный брак.
— Временный?
Он поднес мою руку к лицу, прижался губами к внутренней стороне запястья, медленно и чуть касаясь переместился к центру ладони. Мои пальцы касались его губ, лица, нырнули в его густую шевелюру, вынуждая чуть приподняться.
— Брак, у которого есть начало и конец. — Он взял мои руки в свои, нежно продолжая бормотать слова прямо в ложбинку у основания шеи.
В ответ я смогла выдавить лишь невнятное «м-м».
— Это означает, что… это не грех. Есть обязательства. На определенное время.
— Обязательства? Не грех? И… как ты… что ты должен сделать?
Отодвинувшись, он пристально посмотрел мне в глаза.
— Мы заявляем о намерении. Я говорю: Анжела Роджерс, на эту ночь ты моя жена. А ты говоришь: Садиг Мубарак, ты мой муж на сегодняшнюю ночь.
— Садиг Мубарак? Ты мой муж? На эту ночь?
— Только на эту ночь.
— И что это меняет?
— Это означает… что я несу ответственность. Если что-нибудь случится.
Все произошло на заднем сиденье отцовского автомобиля. Для него, наверное, впервые, поскольку на самом процессе он был сосредоточен больше, чем на технике. Но именно поэтому получилось замечательно. Он все время останавливался, проверяя, как я. Чтобы убедиться, что мне хорошо. Денни никогда ничем подобным не интересовался. Когда все закончилось, мы не разомкнули объятий. Временные муж и жена.
Потом я тихонько погладила его по щеке и спросила:
— Сколько тебе было лет, когда твой отец умер?
— Не знаю. Я был совсем младенцем.
— Как он умер? — Я пыталась представить юную вдову Дину с маленьким Садигом на руках.
— Существуют разные версии, — усмехнулся он. — Некоторые считают, что во всем виновата моя мать.
— Виновата? — Я резко села. — Что ты имеешь в виду? Она что, убила его?! Не верь им! Уж я-то точно не верила.
— Да нет, — он тихо рассмеялся, — не убила. Но, говорят, довела его до этого.
— Что… это как?
Садиг больше не смеялся.
— Я не знаю как. Я вообще ничего не знаю. — Но печаль уже рассеялась.
