Нерон | страница 33
Лукан весь горел. Он ненавидел опошленную латинскую мифологию, тяжеловесные традиции римской литературы, музу под маской. Сенека разделял его взгляды. Оба оставались в Риме испанцами — свежими, смелыми и самобытными.
— Он — косноязычный варвар, лепечущий по-гречески, — воскликнул Лукан. — Слышали ли вы его стихи? «Скорбный родитель, в подземном мраке…», — и он начал по-актерски, громовым голосом декламировать элегию Нерона, то представляясь растроганным, то насмешливо гнусавя.
— Стихи касаются смерти Агамемнона, — сказал Сенека. — Но Нерон подразумевает под ним своего родного отца, Домиция.
— Бедный Домиций! — Лукан вздохнул, — твой сын пытался возвеличить тебя. «Скорбный родитель, в подземном мраке…». Как мне тебя жаль, алчущий проконсул в пустынях Гадеса! Но ты еще более страдаешь в хищных когтях стихотворца, поносящего твой прах! Какое вопиющее тупоумие! Слова связаны друг с другом словно затхлым клейстером или заплесневелым тестом.
— Вы хоть не знаете других его произведений, — прошептал Сенека, осторожно озираясь. — Элегия еще наиболее сносное. Но послушали бы вы его стихи об Аполлоне или Дафнисе и Хлое! В них даже размер отсутствует. Они представляют собой какой-то беспомощный лепет! Когда я задумываюсь над всем этим — я нахожу это далеко не забавным.
Лицо Сенеки омрачилось: — Это становится страшным!
— Да, — согласился Лукан. — Все это непостижимо и ужасно. В этом заключается насилие слабого. Знаете ли вы, кто Нерон? На челе истинного поэта запечатлен поцелуй музы. Но Нерону не выпало на долю это счастье, и он сам поцеловал музу, совершил над, ней насилие.
Британник, все время не проронивший ни слова, проговорил с всепрощающей кротостью:
— Оставьте его, он слабый поэт.
Лукан хотел что-то возразить, но Сенека дернул его за край плаща.
— Молчи, — шепнул он.
— Что случилось?
— Посмотри! — философ указал на отдаленное ложе.
Оно было занято каким-то неизвестным человеком, которого они до сих пор не замечали.
Укрывшись с головой он храпел.
— Какой-нибудь проходимец, — решил Лукан. — Он пьян. Слышишь, как крепко он спит?
Они стали прислушиваться. В тишине храпение казалось подозрительно-громким.
— Будьте осторожны, — сказал Сенека. — Ни слова больше!
С пренебрежительной гримасой Лукан вместе с Британником вышел в раздевальню. Сенека последовал за ними. Но по дороге он несколько раз оглядывался на странного незнакомца.
— Кто он такой? — мысленно спрашивал себя философ.
XI. Братья