— Вы собираетесь жениться на Герте? — не слушая, продолжил допрос Пьеро.
— На Герте? Какой Герте?
— Служанке.
— Герте Тайссен? — Эрнст аж привзвизгнул от ужаса. — Святое небо, нет конечно. С чего ты взял?
— Она сказала, что вы красивый, веселый и заботливый.
Беатрис прыснула и прикрыла рот ладонью.
— А может, это правда, Эрнст? — поддразнивая, спросила она. — Наша нежная Герта в вас влюблена?
Эрнст пожал плечами:
— А в меня все женщины влюбляются. Таков мой крест. Только взглянут на меня — и готово дело, пропали навеки. — Он щелкнул пальцами. — Нелегко, знаете ли, быть таким красавцем.
— Да, и таким скромником, — добавила Беатрис.
— Может, ей нравится ваша форма, — предположил Пьеро.
— Всякой девушке нравится мужчина в форме, — согласился Эрнст.
— Всякой девушке, вероятно, — заметила Беатрис. — Но не всякая форма.
— А ты знаешь, зачем люди носят форму, а, Пьеро? — продолжал шофер.
Мальчик помотал головой.
— Затем, что человеку в форме кажется, будто ему все дозволено.
— Эрнст, — тихо сказала Беатрис.
— И что он волен поступать с людьми так, как никогда не посмел бы в обычной одежде. Лычки, шинели, высокие сапоги — все это дает право проявлять жестокость без всякого зазрения совести.
— Эрнст, хватит, — потребовала Беатрис.
— По-твоему, я не прав?
— Тебе прекрасно известно мое мнение. Но сейчас не время для подобных бесед.
Эрнст промолчал и дальше ехал не раскрывая рта, а Пьеро обдумывал его слова и пытался найти в них смысл. Он вообще-то был не согласен. Форма — это красиво, он и сам бы против формы совершенно не возражал.
— А тут есть дети, с кем можно играть? — спросил он чуть погодя.
— К сожалению, нет, — ответила Беатрис. — В городе — да, там детей много. И ты, конечно же, скоро пойдешь в школу и обязательно заведешь друзей.
— А они смогут приезжать ко мне на гору?
— Нет, вряд ли хозяин будет доволен.
— Нам, Пьеро, надо теперь стоять друг за друга, — снова подал голос Эрнст. — Мне в доме давно не хватало еще одного мужика. А то, знаешь, эти женщины помыкают мной как хотят.
— Но вы ведь старый, — ответил Пьеро.
— Ну, не так чтобы очень.
— Двадцать семь — это древность.
— Если это древность, что же ты скажешь обо мне? — поинтересовалась Беатрис.
Пьеро на пару секунд задумался.
— А вы доисторическая. — Он захихикал, и Беатрис тоже засмеялась.
— О боже, юный Пьеро, — вздохнул Эрнст, — ничего-то ты не смыслишь в дамах.
— А в Париже у тебя было много друзей? — спросила Беатрис.
Пьеро кивнул:
— Порядочно. И еще один смертельный враг, который называл меня Козявкой за то, что я маленький.
