в собственной столице!») — и у него она, разумеется, тоже наличествовала. Проблема тут — именно в принципиальной
одноразовости той «заначки» при ее
неделимости…
Ну и, наконец, — экспромты. Ротмистр участвовал во множестве рискованных операций, сплошь и рядом относясь к утвержденным в далеком Петербурге планам «творчески» (попросту говоря — как к черновикам и эскизам, в лучшем случае) — и его везучесть можно было нынче числить за твердо установленный эмпирический факт; что, собственно, и легло в основу их «особых отношений» с Командором. Однако вправе ли он играть во вполне привычную ему самому «калифорнийскую рулетку» не только на собственную голову, но и на голову своего малолетнего спутника?
— Спасибо, дядя Паша, — прервал тот невеселые его размышления. — За ясность.
— Да не за что… племянник.
— Зря вы тогда сказали, будто я для вас — вроде как напарник. Я ведь и впрямь поверил…
— Ишь ты! — покрутил головой Расторопшин. — Боевой… Ты мне лучше вот чего скажи: как ты вообще во всю эту историю влез? У графа вашего что — никого повзрослей не нашлось?
— Да это всё дядя Гриша… Граф телеграфическое письмо прислал, ему лично, в собственные руки: так, мол, и так, приезжайте ни часу не медля, вдвоем с дядей Захаром — это ловчий наш, — и непременно Флору с собой прихватите. А дядя Захар как раз в лихоманке слег — жар страшенный, до беспамятства. Тут дядя Гриша мне и говорит: вот, говорит, солдат, твой случай: взводный посреди боя выбыл, заменить некем — так принимай взвод сам, на правах старослужащего, поскольку, говорит, лучше когда плохо командуют, чем когда вовсе никак. У нас, говорит, на Кавказе, многие таким вот манером в унтера вышли, а иные потом и вовсе в офицеры. Ты который год у Захара в подручных ходишь? — третий! С Флорой как раз работал? — с Флорой! Ну так и — вперед! Дарма, что ль, граф тебя всегда отличал, в учебу тогда отдать велел, и вообще?..
— Уважали вы, стало быть, вашего графа, — кивнул ротмистр, не забывая выбирать дорогу: вокруг пошли уже городские дома.
— Знамо дело! Правильный он был человек… И дядя Гриша всегда его хвалил — настоящий, говорил, был отец-командир, очень о личном составе заботился.
Расторопшин вновь понимающе кивнул, не ответив. Самого графа ротмистр на Кавказе уже не застал, но отдаленные последствия деятельности его превосходительства по умиротворению Приморской Черкесии («Нет аула — нет и проблемы», как шутили в штабах…) пришлось разгребать именно их Службе… Впрочем, об этом Саше знать совершенно незачем.
