. Уже совсем смерклось, и со стороны улицы к нему быстро и абсолютно бесшумно приближалась высокая черная фигура в плаще с капюшоном, скрывающим лицо. Пришелец медленно поводил головой из стороны в сторону, будто бы принюхиваясь, и он, замороженный страхом до полной неподвижности, ощутил вдруг себя подранком, над которым уже делает стойку легавая. А это действительно была стойка: фигура в капюшоне безошибочно приблизилась метров на пять, медленно-медленно опустилась на корточки, и…
— Саня, ты как там?.. Уфф-фуу… Вот говорил ведь тебе, неслуху: «Не спи — замерзнешь!» А если б это не я был, а кто похуже, а?!
Он хоть и чуть-чуть, но пошмыгал носом в объятьях Павла Андреевича.
— Всё в порядке, Саша, всё идет как надо, скоро будем на месте… А ты отличный напарник — ни капельки не шучу, вот те крест! На-ка вот поешь, пока не остыли, — с этими словами ротмистр извлек откуда-то из недр своего балахона пару горячих — горячих, боже ты мой! — пирожков с ливером, а сам присел осмотреть-перепаковать Флору.
На темной совершенно безлюдной улице (дождь заморосил по новой), чуть правее развалин, поджидала извозчичья пролетка.
— Полезай внутрь, и собаку у меня прими. Уложи рядом с собой на сиденье и следи, чтоб не сползла по пути, — скомандовал Расторопшин и, внимательно оглядясь вокруг (хвала Господу, по-прежнему никого), ловко взгромоздился на козлы. Только тут Саша сообразил, что одет тот в не в плащ, а в форменный долгополый кучерский кафтан.
— А где же извозчик?
— Я за него, — хмыкнул ротмистр, вполне профессионально щелкнув вожжами.
— Нет, правда?
— Правда. Он разрешил нам покататься.
— Вы… — Саша будто со стороны услыхал, как осел от ужаса его голос. — Вы… его?..
— Ну, не без того… Через пару часов мужик очнется на лавочке перед питейным заведением, и обнаружит шишку над правым ухом и «катеньку» в кармане — это примерно четырехмесячный его заработок; к тому времени оставленную пролетку наверняка уже найдут на другом конце города. Думаю, он сочтет, по размышлении, что шишку ту поставил ему лично Никола Угодник… Постой-ка… — и тут разведчик, обернувшись, воззрился на спутника в неподдельном изумлении. — А ты чего подумал?..
— Я?.. Н-ну, так…
— О-хо-хонюшки… Саша, про нашего брата, конечно, болтают всякое — но чтоб тáк вот, походя, лишить жизни мирного обывателя в столице собственной страны… Тут даже не о законах божеских и человеческих речь, а всего лишь о профессиональном кодексе:
