Синдром Настасьи Филипповны | страница 56



— Не обращай внимания, Юленька, — говорила она, поглаживая непокорные кудри дочери. — Ты, главное, учись. Слушай внимательно на уроках. Школу надо просто окончить и забыть, как дурной сон. Но без школы никуда не денешься. Ни в один институт не возьмут.

— А зачем надо в институт? — спрашивала Юля. Она привыкла, что так ее зовут в школе.

— Чтобы стать самостоятельной. Ни от кого не зависеть. Вот посмотри на меня. Из нашего детдома, ну, из моего выпуска, я одна поступила в институт. Я точно знаю, я навещала учительницу французского, пока она не умерла. Все разбрелись кто куда, работают бог знает где, многие в тюрьме. А я учу студентов, перевожу, неплохо зарабатываю, все меня уважают. Вот докторскую диссертацию готовлю. Только не говори никому, это пока секрет.

В 1998 году неожиданно вновь появился Лещинский. Десять лет он не давал о себе знать, а четырнадцатого августа 1998 года позвонил Элле прямо в дверь квартиры.

— У тебя деньги есть? — спросил он, не здороваясь.

— Есть, а что случилось? — Элла страшно перепугалась. К счастью, десятилетняя Юламей ушла заниматься в свою спортивную секцию. — Тебе деньги нужны? Я тебе должна… уж не знаю сколько, я совершенно запуталась с этими реформами.

— Тебе деньги нужны, — сказал он жестко. — Давай все, что есть.

— Доллары или рубли? У меня есть доллары…

— Рубли. А на книжке есть?

— Есть.

— Идем, — приказал он. — Снимай все. Ни о чем не спрашивай. Я тебе все верну.

Ошеломленная Элла покорно взяла сберкнижку и пошла с ним в Сбербанк, который все еще по привычке называла сберкассой.

— Закрывай вклад, — сказал Лещинский.

— Может, оставить хоть сотню?

— Не стоит. Бери все.

Элла заполнила расходный ордер, ликвидировала книжку и, не отходя от кассы, отдала ему все свои сбережения. Кассиры, видимо, что-то знали: косились на них и перешептывались.

— У меня даже на хлеб не осталось, — пожаловалась Элла.

— У тебя дома нет хлеба?

— На сегодня есть, но завтра…

— Не беспокойся, я тебе сегодня же все верну. Извини, я очень тороплюсь. До дому провожать не буду.

Он сел в свою машину — теперь это была иномарка — и уехал. Элла долго смотрела ему вслед. Он сильно изменился. Похудел и загорел. Наверно, все-таки побывал в Южной Африке. Она знала, что дипломатические отношения с ЮАР были установлены в начале девяностых. Ей даже заказывали какие-то переводы с африкаанс.

Ей стало грустно и все-таки немного страшно. Не только Феликс, вся жизнь изменилась. Она ни за что не поверила бы, что когда-нибудь расстанется со своей верной «Эрикой» в аккуратном рыжем чехольчике, похожем на щенка. Но с легкой руки Лещинского она уже десять лет работала на компьютере и теперь не представляла, как ей удалось столько лет проработать на машинке. «Эрику» она еще долго держала дома: вдруг компьютер сломается? Но он не ломался, и в конце концов машинку пришлось просто выставить на подоконник в подъезде. Кто-то ее унес. Элла пропустила все сроки, когда ее еще можно было продать.