Всю дорогу мы ехали под дождем, и сейчас небо по-прежнему было обложено темными тучами. Дождь, как видно, зарядил надолго.
Захаров поднял воротник пальто, я поднял воротник плаща, с наших кепок стекали дождевые капли.
Мы пошли к неказистому деревянному домику станции. В правом угловом окне по-домашнему горел оранжевый свет, точно такой, как у нас дома, и я подумал о том, где мы будем сегодня ночевать.
Вокруг домика росли высокие березы. Было слышно, как дождевые капли ударяют по листьям. Слева от станции, в канаве, заросшей густой травой, паслась белая в черных пятнах корова, возле нее стоял босой мальчик лет шести в большой железнодорожной фуражке с красным верхом.
Мне было жаль этого мальчишку, потому что он стоял под дождем, под холодным дождем и мог заболеть. Он почти ничем не был защищен. Темный взмокший мешок, прикрывавший его плечи, конечно, не грел и был, по сути дела, холодным компрессом.
— Сейчас же иди под крышу! — крикнул я строго. — Никуда твоя корова не сбежит.
Он ответил тоненьким слезливым голоском:
— Папка будет бить.
По голосу мне показалось, что мальчик уже простужен.
У дверей станции Захаров вдруг остановился и тревожно посмотрел на освещенное оранжевым светом окно. Я тоже посмотрел туда. Окно как окно, ничего особенного. Но под окном в траве лежал мужчина лицом вверх. Рядом на коленях стояла женщина и тормошила его за плечи.
— Подойдем ближе, — сказал Захаров.
Мы вошли в палисадник. Здесь росли высокая трава и мокрые желтые цветы. Ветер шевелил ветви берез, и на нас полетели крупные капли; мы словно попали под холодный душ. Глядя на мужчину и женщину, я не думал, что с этих минут и начнется наша практика, и совсем не по программе.
— Муж? — спросил Захаров.
— Пьяница он горький.
— Живой?
Я не ожидал такого вопроса.
— Разве не видите? — спокойно ответила женщина.
— Сейчас посмотрим, — сказал Захаров и взял руку мужчины.
На мужчине были кирзовые сапоги с блестящими подковками.
Я осторожно опустил чемодан в траву и взял другую руку мужчины. То ли есть пульс, то ли нет. Не поймешь. Но рука теплая. Попробовал лоб — тоже теплый. Посмотрел на Захарова:
— Ну что?
— Пульс как будто есть, но очень слабый. — Морщинки на лбу Захарова собрались гармошкой. Он подумал с минуту, потом сказал: — Ввести бы ему кофеина, нашатыря дать понюхать, а то и внутрь.
— Нашатырь нюхать? — Женщина засмеялась.
Я не понял, почему она смеется.
— Живете далеко? — спросил Захаров.
Женщина показала рукой на освещенное окно.
