) только и делали, что преступно упрощали Бога и Творца мира, постоянно проецируя на него и приписывая ему свои глупости, комплексы и неполноценности. Чем и вынудили Творца в роковом XIX веке огласить свою смерть (в другой версии: уход от дел), после чего он и сошёл из сошедшего с ума и научно разбуянившегося сознания в «бессознательное» («подполье»). Историки философии могли бы на описанном диссонансе глубже понять и осмыслить философские различия, контроверзы и противостояния, скажем, в так называемых «линии Платона» и «линии Демокрита». Идеализм унижает тело, видя в нём только преходящее и бренное. Больше того, он видит тело как темницу души, которая может быть освобождена лишь с разрушением тела. Чего он не понимает в упор, так это того, что не тело полонило душу и губит её, а как раз наоборот: душа, ворвавшаяся в тело, калечит его до неузнаваемости. В свою очередь, материализм идёт с другого конца, делая ставку на тело и объявляя душу свойством тела. Оба промахиваются мимо себя и всего, не видя, что выдуманные ими химеры не имеют ни малейшего отношения ни к ТЕЛУ, ни к ДУШЕ. Душа (не какой-то фокуснический «внутренний мир» Жанов, Жаков и Жан-Жаков, а ФОРМА МИРА) и есть тело в той точке развития тела, когда его, как воздух лёгкие, заполняют мысли мира. До этой точки она враг тела, его истязатель и лжесвидетель. Поздние философы жизни, от Ницше до Клагеса, фиксируют именно этот момент диссонанса, справедливо характеризуя сознание как нарушение, болезнь, расстройство жизни (Lebensstörung). Их ошибка в абсолютизации фиксации: сознание, фиксируемое в объёме последних десяти тысяч лет, диагностируется ими как дефект и расстройство, но совершенно недопустимо отождествлять эту возрастную девиацию с сознанием как таковым; по сути, речь идёт о детской болезни или даже детских болезнях сознания, которые без оговорок можно было бы считать правомерными и понятными, если бы они протекали не в сознании и как сознание, а всё в том же теле. Ну, кто же станет бойкотировать тело и считать его негодным из-за скарлатины, кори или свинки! Совсем иначе выглядит это с болезнями сознания, которые не могут быть уже не чем иным, как сознанием болезней, причём так, что сознание болезни не отличает себя от больного сознания и таким образом само оказывается больным. Корень болезни в преждевременной самоидентификации сознания с телом, наиболее выразительным симптомом которого является указательный палец, которым тычут в грудь, говоря «Я». Самоидентификация, в свою очередь, обусловлена тем, что сознание возникает на теле, когда тело учится воспринимать внешний мир как не-себя, как другое и чужое. На языке логики: начало человеческого в человеке – распад и замена общего частным. Необщее, частное, единичное отличается от общего тем, что осознаёт себя как «Я» и откликается на «Я», относя всё остальное к «не-Я». Поскольку место различения и разделения – тело, сознание ошибочно и по недоразумению отождествляет себя с телом. То есть оно различает себя со всем, кроме тела, на котором перманентно происходит различение, а если оно различает себя и с телом, то не иначе, как в самом теле, уже поместив себя в тело. Приобщаясь на такой бесхитростный лад к совершеннолетнему, развитому телу, сознание автоматически выдаёт и себя за развитое и совершеннолетнее, хотя фактически оно относится к телу, как младенец или (в редких, оптимальных случаях) подросток к зрелому мужу. Понятно, что последствия этого НЕДОРАЗУМЕНИЯ должны были быть разрушительными. Выскочка голубых кровей, сиятельный недоумок, некоторое представление о котором можно составить себе по сегодняшним фантомным принцам и принцессам давно обезглавленных монархий, не мог уживаться в
