, даже в дурном сне не приснилось бы, что сам Творец унижает себя в них до корифея, а в других до простофили, испытуя возможности сознания на полигоне зла и свободы. Если я не понимаю или не хочу понять этого, то свободному от Бога, мне, не на что уже опереться. Почва осыпается под моими ногами, и я уже не знаю, ни кто я, ни откуда я, ни куда я, ни зачем я, ни даже, что мною играют как в мяч.
[89] Просто в лучшем случае меня от этого (или не от этого, но это уже всё равно) по-сартровски тошнит. Или даже не тошнит, а просто влечёт к мусорному баку, в который я залезаю и из которого торчу вверх ногами. Такова цена, которую приходится платить за уровень, на котором блистают не только Ламарк и Ньютон, но и некто Беккет, причём в перспективе ожидания Годо и конца игры уже не на сцене, а в зале.
Смерть – в предупредительном варианте, болезнь – понимают адекватно, когда понимают её как защитную реакцию Творца на катастрофические последствия свободы, или свобод, пользоваться которыми имеют право все и всюду – «everywhere in the world».[90] Переводить её в плоскость биологического (природного) значит говорить мимо неё и не о ней. Смерть – эволюционная необходимость, возникающая на двадцать третьем уровне вследствие диссонанса между телом и душой. Точнее, в момент перехода от тела к душе. Тело, каким бы завершённым и совершенным оно ни было само по себе, не может быть концом, а только новым началом, или началом нового. Новое начало тела – душа, которая имманентна телу и есть тело в момент, когда последнее учится ощущать, понимать и осознавать себя как тело. Иначе: душа – это тело, звёздный момент вещества, когда оно («Разве не знаете, что вы Храм Божий?») не просто застывает в своём совершенстве как истукан, но хочет знать, что́ оно такое и насколько совершенно. Говоря образно: божественно смастерённой «скрипке», шедевру ремесленничества, недостаёт достойного её «скрипача», и было бы странно, если бы Творец удовлетворился только своей аватарой «Страдивария», забыв, что инструмент существует не для того, чтобы лежать в чехле, а для того, чтобы на нём играли. И если для создания «скрипки» понадобилось чудовищное количество тысячелетий, то было бы странно предполагать, что «скрипач» возникнет в один прекрасный день (во фраке и перчатках) как некий креационистский сюрприз и фокус ex nihilo, компенсирующий тяготы и лишения эволюции.
Чтобы вывести вещество из транса совершенства и пробудить его как душу, понадобилась могущественная провокация со змеёй. Человеческое тело – это зеркало, в котором отражается и осознаёт себя Космос. К моменту грехопадения отливка зеркала достигает завершения, и тело способно уже воспринимать и воспроизводить не только вегетативные жизненные силы и животные ощущения, но и (через нервную систему и мозг)
