Очерк философии в самоизложении | страница 67



(дождя) человеческая индивидуальность. То есть сознание в данном случае есть не (феноменологическое) сознание чего-то как дождя, а сам дождь в элементе Я, иначе: сам дождь как САМО ДОЖДЯ, или Я ДОЖДЯ. Умники-философы распорядились не только отличать «сам» дождь от сознания дождя, но и разделять их на внешнее и внутреннее, назначая дождю быть вовне, в природе, а сознанию дождя, мысли о дожде внутри, в голове, но при этом они почему-то забывают, что само деление на «внутреннее» и «внешнее» (= «субъективное» и «объективное») есть уже результат мысли, мысль, которая мыслит и полагает дождь – один раз как внешнее (объективное), другой раз как внутреннее (субъективное), и как раз в силу этого не может сама быть ни внешней (объективной), ни внутренней (субъективной), а только абсолютной и полагающей. Вот эта абсолютная, полагающая мысль и распадается, раздваивается в момент так называемого «грехопадения» на двояко положенное: чувственно воспринимаемый дождь вовне и сверхчувственное понятие дождя, мыслимое внутри. Говоря теологически: с появлением сознания божественное единство Творения предстает расколотым на две дьявольские половинки: чувственно-материальную и сверхчувственно-духовную. Чтобы сознание – как мысль, познающая мысль – могло вообще развиваться, оно должно отличать себя в познании от познаваемого: сознание дождя от дождя, после чего дождь оказывается неким «дождём в себе», а сознание дождя его понятийной копией в голове, по сути, головной болью философов, мучающей их в тысячелетиях: если истина – это adaequatio rei et intellectus (соответствие вещи и ума), то где гарантия того, что сознание дождя, мысль о дожде адекватна самому дождю? Юмовско-кантовский скандал в философии имманентен сознанию, начиная с которого шансы эволюции застрять в тупике увеличиваются в геометрической прогресии, а в обещании библейской змеи («И вы будете как Боги») правда смешана с неправдой до неразличимости. По всей вероятности, контроверза между креационистами и эволюционистами чревата более глубокими и серьёзными последствиями, чем это могло бы показаться тем и другим. Человек в аспекте креации – ставшее: слепок, снимок, посмертная маска Бога с намалёванной на ней дьявольской гримасой, какая-то старая заезжая пластинка, перескакивающая с верности Богу к интрижкам с нечистой силой. Тут всё ясно до неприличия и безбожия. Напротив, человек в аспекте эволюции – становящееся, но в рамках биологии, или двадцати двух уровней, по завершении которых биологи раскланиваются, уступая место теологам, а теологи, ничего и слышать не желающие о биологах, вдувают в готовую обезьяну душу Божью и помещают её в рай, где почему-то растёт не только древо (райской) жизни, но и