Николай
Заболоцкий почти сразу отошел от обэриутов. Они для него были слишком левыми.
Он, в сущности, был центрист и не уважал фрондерство. После ряда критических
разносов упорно работал, пытаясь найти средний путь. Ему почти удалось привлечь
к себе любовь советского пространства. Критика подобрела, готовился выход
сборника. Вместо этого его арестовали в 38-м. Чудом избежал расстрела и провел
в общем счете восемь лет в лагерях.
Последние дни.
Начавшаяся
война подвела черту. В первые месяцы на фронте погибли Дойвбер Левин и Леонид
Липавский. Хармс был арестован 23 августа 1941
года за пораженческие настроения. Как писала Марина Малич в записке своей
подруге: «..Двадцать третьего августа Даня уехал к Николаю Макаровичу... жизнь
для меня кончена с его отъездом».
Определившие
судьбу Хармса показания дала Антонина Оранжиреева (Розен), знакомая Анны
Ахматовой и многолетний агент НКВД.
Хармс
умер во время блокады Ленинграда в отделении психиатрии больницы тюрьмы «Кресты»
(Арсенальная набережная, 9).
Рукописи Хармса были
сохранены его другом Яковом Друскиным; он забрал их зимой 1942 года. Из уже
опустевшей комнаты.
Введенского
забрали 27 сентября 1941 года. Накануне он отправлял в эвакуацию свою семью.
Когда Введенский пришел на вокзал и увидел переполненные эшелоны, он не
выдержал и перед самым отходом состава вытащил жену с детьми на перрон. Это
заметил комендантский патруль. Узнав, что Введенский уже имел одну судимость,
они его арестовали как пораженца. Как он погиб, никто точно не знает. Его
пасынок Борис утверждал, что он был сожжен охраной в сарае (овине) у села
Непокрытое вместе с группой заключенных, которых не успевали этапировать.
Официально
в справочниках дата гибели Введенского указана 19 декабря 1941 года.
Заболоцкому,
одному из двух обэриутов первого призыва, переживших террор и войну,
принадлежат эти пронзительные строки:
Прощание с друзьями
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где все разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба – лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Там на ином, невнятном языке
Поет синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья – корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
