В
тюрьме их продержали с декабря по март 1932-го, Хармса – фактически до июня.
Как «главарь» ОБЭРИУ он получил три года концлагерей – своего рода признание. Но
благодаря хлопотам отца, бывшего народовольца, его дело было пересмотрено. Он
получил «минус 12» (высылку с запретом въезда в двенадцать крупных городов) и
поехал к Введенскому в Курск.
Жизнь после ареста
Возвращение
их в Ленинград – это фарс со счастливым концом. Сначала Введенский потребовал
перевода в Вологду, а поскольку добраться до Вологды можно было только через
Ленинград, то он и поехал туда, и вскоре сагитировал Хармса повторить этот
трюк. Хармс вернулся в Ленинград в октябре. Но ни тот, ни другой в Вологду не
спешили. Начались хлопоты по смягчению приговора. Хармсу помог следователь Лазарь
Коган, который их допрашивал вместе с Бузниковым. Интересно, что их пути
пресеклись еще до ареста, в 1929 году, когда под удар попала семья первой жены
Хармса Эстер Русаковой (погибла в лагере в 1938 году). Имя Когана упомянуто в
абсурдном стихе «Перферация» 1930 года, где эти строчки –единственные понятные
любому:
в этой комнате Коган
под столом держал наган
Так
что и Хармс завел приятеля в ГПУ, как того требовала мода времени. Оба курили
трубки. К 38 году Бузников был посажен, но уцелел, а Коган был расстрелян в
39-м.
Итак,
Хармс добился своего: ему было разрешено остаться в Ленинграде. Введенский же
оставался в ссылке в Борисоглебске до конца 1933 года.
К
этому времени уже вышло Постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке
литературно-художественных организаций» (принято в апреле 1932 года). Все
творческие организации прекратили свое существование по всей великой стране.
Остался Союз Писателей СССР, Союз Композиторов СССР, и т.д.
В
1933 году отделение детской литературы стало самостоятельным издательством «Детгиз».
Одновременно открыли два отделения – в Ленинграде и в Москве. Главным
редактором ленинградского отделения стал Маршак.
И
Хармс и Введенский продолжили в нем работу. Стали членами вновь образованного
Союза Писателей СССР, учрежденного в 1934 году. Казалось, жизнь вошла в русло.
Но что это была за жизнь? В декабре того же 1934 года Киров получил свою пулю в
затылок. Как пелось в частушке: «Эх, огурчики да помидорчики, Сталин Кирова
убил в коридорчике».
Согласно
последним официальным заключениям 90-х годов Николаев был убийцей-одиночкой.
Интересно, что допрашивал жену Николаева, Мильду Драуле, все тот же Лазарь
Коган, приятель и бенефактор Хармса. Может быть, за это он поплатился жизнью в 1939‑м?
Возможно, этот вопрос никогда не будет решен историками, но репрессии
последовали незамедлительно и сделали обстановку в Ленинграде еще более
невыносимой. Расстреляно было около сотни человек, и это – только в первой
волне, включая жену Николаева Мильду Драуле, ее мать, сестру и мужа сестры.
Впрочем, это было в стиле времени. Лев Каменев и Григорий Зиновьев получили
свои финальные сроки. Начался «Кировский поток». Многие вспоминают чувство
страха, охватившее тогда ленинградских людей.
